Измена. Право на сына
Шрифт:
— Мужики очень чувствительные, нежные и ранимые натуры, — ведет лезвием по шее. — И мы очень даже истерички. Похлеще баб, Макар. Ты знаешь, почему мы с тобой в теннис играли?
— мы в теннис играли?
— Да, — откладывает бритву и смачивает полотенце под струей горячей воды. — и играл ты, Макар, всегда отвратительно.
— Заливаешь.
— Не в плане техники, — хмурится. — Рожу подними, — прикладывает горячее полотенце к лицу. — А с точки зрения эмоций. Я там кряхчу, ругаюсь,
Вытирает лицо и похлопывает по щеке.
— Скажу по-другому, если долго сдерживаться, то в итоге все равно обосрешься, Макар.
— любил жену?
Должно же быть объяснение, почему я не хотел... и не хочу развода.
— Ты меня спрашиваешь?
Возможно, мне стала в тягость ее любовь, потому что я начал ею проникаться и ощутил дискомфорт, потому что на деле меня любить не за что? И не в моем стиле говорить с женщинами открыто. Однажды я был открытым. Да и как открыться в своих изменах аккуратно и заботливо? Никаких полумер, только ампутация.
— Ты же психолог и умный, — возвращаю Юре его слова с легкой издевкой.
— Ты был против развода и это не всегда о любви, но и не про то, что ты женщину, которая рядом с тобой, готов потерять.
— А почему против-то?
— А я откуда знаю? — вскидывает бровь. — С точки зрения финансовой выгоды, связей или влиятельных родственников в твоем браке нет смысла. Один плюс, никто из родных мозги не ковыряет, но тут тоже у тебя полный провал. Твоя жена -теперь подружка моей Викуси, и вот мы все тут весело из-за них дружим, и с такими друзьями и родственников не надо.
— Так... — медленно моргаю.
— А еще мы решили поженить наших младшеньких, — внезапно заявляет Юра.
— что?
— Сонечку и Артема
— Какую еще Сонечку?
— Мою внучку, — расплывается в улыбке. — У нас девочка, у вас мальчик. Вот мы переговорили и все решили.
— Что ты несешь? Артём еще сиську сосет.
— Соня тоже.
— Проваливай.
— Да я тебе клянусь, — прижимает руку к груди и округляет глаза. — У нас был этот разговор и с твоей подачи. Ты был очень красноречив и настойчив.
— Брешет — раздается голос отца из палаты.
— Я знаю, — устало вздыхаю я.
— Хорошо, — Юра важно подбоченивается, — но шахты в Брянске ты мне точно обещал продать.
— Брешет, — повторяет отец.
— Да итить-колотить, — Юра раздраженно отмахивается и выходит из уборной, —я тебе, Витя, это припомню на корте. Ты у меня все легкие выплюнешь.
— А ты колени свои щелкающие сотрешь с концами. Упадешь и не встанешь.
— Посмотрим-посмотрим, — с угрозой отвечает Юра.
— Даты в прошлый раз буквально выползал с корта.
— Я хоть полз, а ты лежал. И
— Нас на корт не пустят теперь, — папа недовольно фыркает.
— Пустят, мы с собой сразу бригаду скорой помощи возьмем. Сразу две. Одну тебе, одну мне. И вынудим их болеть за нашу возню, делать ставки и пусть кричалки придумают, чтобы все по правилам.
— Иди уже, — беззлобно отвечает папа. — Кричалки ему подавай.
— Я пару идей накидаю, сами они путного ничего не придумают.
Слышу, как скрипит дверь и щелкает замок.
— Макар, что ты там сидишь? Поехали.
— Куда?
— Домой. И да, дом у тебя тоже новый.
— Кто бы сомневался, — встаю и разглядываю гладкое лицо. — Уютное семейное гнездышко, да?
Глава 37. Село как влитое
Во внутреннем дворике больнице за кустами молодого боярышника в инвалидном кресле сидит Лена с гипсом на лодыжке, а перед ней светловолосая девочка лет тринадцати и мальчишка лет десяти. Они что-то рассказывают ей, жестикулируют, а она в ответ улыбается и кивает.
Она сейчас мать. Болезненно-бледная и уставшая мать. Не любовница, не стерва, которая спит с чужим мужем, а мать.
— Как там Макар, — раздается вежливый равнодушный голос Славы, и я вздрагиваю.
— Амнезия, — шепчу я.
— Бывает, — отвечает Слава и замолкает.
Смотрит на Лену и детей отстраненно и спокойно.
— Вы хотите что-то сказать? — замечает мой взгляд.
— Я вас не понимаю.
— А я вас, — косит на меня взор, — но вы в выигрыше. Вас больше и вам не надо притворяться такими, как …
— У вас были мысли об убийствах?
— А у вас? — улыбается.
Я думаю, что он тоже понял, из-за кого Макар в больнице оказался.
— Я иначе отношусь к этой теме, — щурится. — Я знаю, что убивать нельзя, потому что это... установка и закон. И меня никогда не накроет та ярость, которая затмит разум.
Тут нас замечает Лена, в глазах проскальзывает тень, и она поджимает губы.Девочке и мальчик машут руками Славе с улыбками, и тот в ответ тоже поднимает руку.
— А Лена…
— Ее ждет долгое восстановление, но прогнозы хорошие, — спускается по ступенькам, оглядывается, держит паузу и говорит, — нашим детям не обязательно быть в курсе происходящего.
— Что? — недоуменно моргаю я. — Вы считаете, что я могу сейчас подойти к вашим детям и…
— Некоторые люди поступают необдуманно на эмоциях и могут желать сделать больно другим. Я не улавливаю в этом логики, но и меня мало, кто понимает.
— Это правда, — медленно киваю я. — И какова вероятность того, что Лена будет разочарована вашим равнодушием к ее... поступкам?