Измена. Право на сына
Шрифт:
— Ты серьезно озадачен, — она беззлобно усмехается. — Только не говори, что ты подумал о красных розах.
— Да, — честно отвечаю я.
— Розы не приму, — безапелляционно отвечает — Это банально.
— Согласен. Совсем не васильки.
— И я не думаю, что ты сам любишь розы.
— Если я попрошу тебя сейчас никуда не бежать, — Встаю и внимательно вглядываюсь в ее удивленные в глаза, — ты меня послушаешь?
— Если я убегу, то недалеко, — Ульяна смеется, — к Артёму.
Меня опять накрывает. Обхватываю ее
— Ты все же дождись меня, — выдыхаю в сладкие губы Ульяны. — Тёма сейчас в надежных руках.
— Кто-то потеплел к Дине?
— Кто-то признает ее профессионализм, — отвечаю ей шепотом, пробегаю пальцами по щеке и решительно шагаю мимо стойки к выходу.
Официантка, которая, похоже, решила, что я придурошный неадекват, прижимает к груди поднос, словно он защитит ее, если меня переклинит.
— Моя жена же сказала, что я не кусаюсь.
Официантка косит жалобный взгляд на Ульяну, но та в тихой меланхолии цедит чай. Хочу вернуться, закинуть на плечо и уволочь с собой, но я это сделаю потом .
Сейчас мне надо в цветочный.
И как же меня прет. Я не замечаю пути до ларька с цветами на углу улицы и с рыком “мне нужны цветы” врываюсь к перепуганной женщине, которая роняет телефон из рук.
— Какие? — настороженно спрашивает она.
— Не знаю! — озираюсь по сторонам.
Если цветы действительно могут выражать чувства, то мой вариант — притащить Ульяне весь ларек вместе с продавщицей, потому что меня всего распирает от эмоций.
— Дышите, — шепчет женщина.
Мой взгляд цепляется за розовые орхидеи в углу. Среди остальных букетов они обособленно нежные и вызывающие. Как сонная Ульяна тонкой пижаме на голое тело.
— Эти, — киваю на орхидеи, а затем указываю взглядом на вазу с колючим чертополохом, который обычно растет в полях сорняком. — И эти.
— Но... — продавщица едва заметно кривится. — Они же совсем не подходят друг другу.
Ласковая, желанная девочка, которая умеет кусаться и царапаться.
— Поторопитесь, — тихо и требовательно отвечаю я. — Меня жена ждет.
Меня ждет жена. Как тепло от этих трех простых слов, и какая в них глубина. Я женат, и я отец.
— Надеюсь, вас тут не хватит удар, — цветочница одаривает меня подозрительным взглядом и спешит к орхидеям. Медлит и уточняет — Вы уверены насчет чертополоха?
— Да.
— Кто я такая, чтобы кого-то учить. Всего лишь флорист с наградами.
— И оберните в белую бумагу.
— У вас странный вкус.
— Это символизм, — раздраженно отвечаю я.
— И что же вы хотите всем этим сказать? — женщина аккуратно раскладывает орхидеи на высоком столе и возвращается к чертополох.
— Что я люблю свою жену.
— Невероятно рада за вас, — выхватывает веточки чертополоха из высокой вазы и усмехается, — но таким тоном не о любви говорят,
Я не отвечаю и щурюсь на наглую флористку, которая смеется.
— Таких кадров у меня еще не было.
— Я бы на вашем месте сейчас постарался быть вежливой и учтивой, потому что в перспективе я могу стать постоянным клиентом.
— С богатой фантазией и тягой символизму?
— Да.
— То есть у меня будет шанс заказать однажды какие-нибудь жуткие и редкие цветы, чтобы вы могли выразить свои неуемные чувства к жене?
— А конкретнее?
— Например, китайский мышецает или цветок летучей мыши.
— Не слышал о таком.
— Идеально подойдет для композиции “я в ссоре с женой и невероятно напуган сковородкой в ее руке”.
— настолько жуткий?
— Ага. И дорогой, зараза, — раскладывает чертополох на белой бумаге. —Настолько дорогой, насколько и страшный.
— Каталог предоставите?
— Предоставлю, — поднимает взгляд. — Будет раздолье для вашего символизма.
Через пятнадцать минут я поднимаюсь со странным букетом в руках к Ульяне на крыльце. Сердце пропускает удар и заводится с новой силой.
— Мне нравится, — едва слышно говорит она, разглядывая цветы в своих красивых изящных руках, и поднимает глаза.
Улыбается, и все вокруг размывается в блеклые пятна. Ничего неважно, кроме ее немного печальной и уставшей улыбки.
— Хорошо, — ее ресницы вздрагивают, — давай еще раз попробуем. — Я доверюсь тебе, Макар, потому что хочу этого. Хочу узнать, каким ты можешь быть, когда любишь.
Эпилог
— Он твою сестру. — бабушка кривится, — обижал. Пытался изнасиловать, угрожал, а ты…
Было глупо ожидать от нее чего-то другого кроме обвинений и претензий. Жанна мастерски промыла ей мозги.
— Бабуль, — ласково улыбаюсь. — Жанна твой дом продает.
— Неправда.
Конечно, Жанна — милая пушистая овечка. Ничего нового, но моя обида и ревность сейчас бессмысленна.
— Мне твои соседи позвонили, — постукиваю костяшками пальцев по столу, —сказали, что пока ты в церкви возишься, она сюда риелторов водит.
— Как-ты можешь такое говорить.
— Ба, твой дом теперь записан на нее, — недобро щурюсь. — видимо, она выставит тебя за порог когда найдет покупателя.
Бабушка переводит обескураженный взгляд с меня, на Макара, который молча стоит в проеме двери, привалившись плечом к косяку.
— А дом хороший.
— Говорит он. — Думаю, что выкупят его быстро.
— Она... — бабушка садится и прижимает руку к груди. — Не могла.
— И какая ирония, — невесело хмыкает Макар, — ваш милый уютный дом может сласти бессовестный негодяй.
Поднимаю на него взгляд, ион медленно выдыхает:
— Понял. Это было лишним.
— И куда же я без дома?