Измена. Вернуть жену
Шрифт:
Не знаю, почему я поднимаю голову, гляжу в его такие страшные глаза и говорю едва слышно.
— Не уходи.
Замирает от моих слов, будто не ожидает подобного от меня, а я и сама не ждала, что попрошу своего зверя остаться.
Но.. когда он рядом, боль, которая в груди, будто затупляется, и мне совсем не хочется оставаться в одиночестве сейчас, потому что тело согревает горячая вода, а вот в душе все тот же ледяной холод.
Не знаю, как истолковывает мою просьбу Игнат, но он явно выворачивает ее как-то иначе, добавляет
Я почему-то слова вымолвить не могу, так и смотрю, как оголяется, изучаю игру мышц на широкой спине, как руки массивные напрягаются, и сама ночь нашу вспоминаю.
Наконец от брюк начинает избавляться, с пряжкой ремня играет и спустя мгновения абсолютно голый поворачивается ко мне, возбужденный...
Сглатываю, но Юсупов спокойно садится в ванную и заглядывает мне в лицо.
— Не бойся, Юля. Я не трону, пока сама не захочешь. просто быть рядом с тобой и не хотеть тебя выше моих сил.
— Ты ведь что то узнал, - выговариваю совершенно неожиданно для себя и концентрирую все свое внимание на строгом лице мужчины, которое в это мгновение будто судорогой идет.
В глазах Юсупова такая боль зажигается, кажется, что я ее физически ощущать начинаю.
— Я разбираюсь, — отвечает коротко и вновь смотрит так, что душу мне наизнанку выворачивает.
— Есть нестыковки, которые я сейчас ловлю, есть многое, что я еще должен вскрыть… но..
замолкает. В глазах у него что-то будто тенью пробегает, когда Юсупов выдает:
— Я не знаю, что говорить, как говорить, с чего начать.. ведь я не умею просить прощения, никогда не просил, а в нашей с тобой ситуации, что бы я ни сказал, этого будет недостаточно! —
последнее слово выдает и рукой ударяет о воду, пена в стороны летит, а я понимаю, что Игнат реагирует на стресс по-своему. Привыкший все держать под контролем и впервую очередь свои чувства, он просто не может выразить.
— Кто-то третий разыграл партию, в которой я не смог разобраться сразу же и потерял любовь, жизнь, женщину, без которой я дышать не могу...
Эти слова…
Сказанные с таким отчаянием, болью.
Они будто бальзам на мою израненную душу, и мне бы встать в позу, начать над Игнатом иронизировать, скалиться, кусать и впрыскивать яд, чтобы он почувствовал еще большую боль, чтобы он ощутил, каково было мне...
Но сейчас, когда Игнат говорит, я понимаю, что во многом и сама была виновата... если бы не убежала..мы бы поговорили.
Но, будто читая мои мысли, Юсупов сам говорит об этом.
— Как бы горько все ни было принимать и осознавать, но, возможно, Юля, твое бегство было единственно правильным в той ситуации.
— Почему?
– спрашиваю, в удивлении распахнув глаза.
И Игнат будто каменеет, у него лицо становится каким-то отрешенным, жестким, в глазах сталь.
—
Я застываю под его внимательным взглядом и прислушиваюсь к истории, которую он мне рассказывает, вскрывая карты, и понимаю, что, кажется, убегая, я спасла себе жизнь...
— Ты мог бы убить меня? — задаю вопрос и чувствую привкус горечи на языке, и Игнат вскидывается весь и отвечает четко:
— Никогда. Никогда не смог бы навредить. Намеренно уходил от этого, топил себя в выпивке поначалу, потом обрушились проблемы, и я решал вопросы по бизнесу, но я тебя давно нашел, Юля, и не трогал.
Глядит в мои глаза и дает понять, что все мог со мной сделать. Абсолютно все. Мог запереть в одном из своих особняков и мучить, но он не трогал... дал право на жизнь и не мешал мне добиваться успеха.
— То есть я спасла себя…
Кивает.
— Да. От тебя бы избавились по-тихому, разыграв какой-нибудь несчастный случай. Это наиболее логично. Но ты спутала этим тварям все карты, — делает паузу, а потом вдруг как-то улыбается странно, с вызовом и каким-то восхищением: — Ты и мой дед. Вы обдурили всех, потому что моя жена исчезла, а возникла другая девушка с абсолютно легальными документами и историей, не подкопаться, что называется, если не знать, где искать.
— Господин Бахтияров, кажется, был провидцем, — отвечаю, улыбнувшись, вспоминая светлый образ импозантного старичка, который захаживал в ресторан, в котором я работала, и садился только за столик, который обслуживала именно я.
Странноватый. С какими-то лучистыми веселыми глазами, которые порой становились какими-то вдумчивыми, цепкими.
Этот мужчина, убеленный сединами и в летах, сразу же расположил меня к себе, я к нему потянулась, и всегда, когда он приходил, улыбка на моем лице не была дежурной, она расцветала, потому что мне было приятно общаться с этим человеком.
— Дед был уникальным человеком, но прежде всего он был стратегом, и равных ему не было в шахматах, возможно, он мог стать гроссмейстером, если бы не пошел в большой бизнес.
— А мне Альберт Генрихович говорил, что ты как раз его обыгрывал, — отвечаю и сама не замечаю, как все та же светлая улыбка рождается на моих губах, стоит только вспомнить этого мужчину.
— Значит, он тебе рассказывал.
– выдает задумчиво и тоже улыбается с грустью и какой-то тоской.
— Мне его не хватает.