Измена. Во власти Дракона

Веро Софи

– Мне стало душно, простите за то, что вам пришлось волноваться, – натягиваю улыбку, ведь именно это я должна делать.

– Ну, что ты, это приятное волнение. Я рад, что мой сын теперь не одинок. И еще больше рад, что его пара такая добрая и искренняя, – приобняв за плечи, Бернард отступает на шаг и предлагает свой локоть. – Пойдем к гостям, ты приуныла в одиночестве. И куда только Арзар смотрит? – с легким раздражением в сторону сына произносит император.

Как бы я хотела сказать «куда», вернее, на кого он смотрит. Но разве Бернард заслужил узнать

подобное в светлый праздник? Я не знаю. Поэтому кладу ладошку на сгиб его локтя, и мы идем в главный зал, где собрались все гости.

Все празднуют день истинных пар. Все счастливы. Пары подходят и благодарят за чудесный пир и развлечения. Меня поздравляют с невиданной удачей. Да, с большой удачей, в которой истинный мне изменил. Не знаю, после которого поздравления с губ все же слетает всхлип, а одинокая слеза катится по щеке.

– Айвина, что с тобой? – моя несдержанность не остается незамеченной.

Рэйвер-старший отвлекается от гостей и смотрит на меня. В нем столько отеческой ласки, что хочется расплакаться прямо здесь, забыть про праздник и попросить образумить сына. Только это будет позор. Оно дело, когда тебя осуждают в кулуарах, а другое дело – самой так опозориться на глазах у всех, подтвердить грязные сплетни.

Только если попросить отойти в сторону, и уже там дать волю эмоциям. Да. Так и сделаю. Я не смогу молчать.

– Ваше Величество, мы, – но договорить не успеваю.

Меня приобнимают за талию сильные руки, а в нос ударяет знакомый запах с нотками чужих противных духов.

– Отец, спасибо, что присмотрел за Айвиной. Дальше я сам. Потанцуем, дорогая?

Его «Дорогая» не предвещает ничего хорошего. Вцепляюсь мертвой хваткой в локоть Бернарда, но тот передает меня в руки сына, не зная, почему я так отчаянно сопротивляюсь.

Арз выводит меня практически в центр танцующих. Вижу, как пары, кружащие в танце, расступаются, образовывая вокруг нас пустоту. Лучше бы мы ютились в общей толпе, тогда бы супруг точно молчал, а так, рычит недовольно прямо в лицо.

– Я, кажется, просил тебя улыбаться, а что в итоге? Захожу в зал и вижу, как ты плачешь. Опять истерика, Айви. Ведешь себя, словно маленькая девочка. Ты будущая императрица, а трусишься, как дворовая девка перед высшей знатью. Имей хоть каплю гордости и улыбайся, несмотря ни на что. Или ты даже на гордость неспособна?

Слова жалят сильнее укусов ядовитой змеи. Он хочет сделать из меня бездушную куклу. Если так гасить все в себе, улыбаться, не заметишь, как станешь черствым и злым. Таким, как муж.

– Я живая, Арзар. Я не могу иначе. Ты ранил меня, а теперь просишь улыбку. Это жестоко, – слова даются тяжело.

На нас смотрит весь зал, я не могу опозориться и плакать дальше, хотя нестерпимо хочется. Но быть посмешищем куда хуже, чем отложить рыдания на глубокую ночь, когда не будет свидетелей.

– Ты сама виновата, Айви. Сегодня, после праздника, будь готова, – лениво бросает слова, не забывая включить привычное равнодушие.

– К чему?

Мне не нравится его тон, не нравятся

его слова. За ними может скрываться всё, что угодно. В голове тысячи мыслей: от ссылки, до того, что Матиса будет жить в замке, раз уж я все узнала. И ни она мне не нравится. Каждая бьет наотмашь.

– Сегодня хороший день, чтобы в тебе зародился наследник. Будь готова принять меня, дорогая. Я не намерен больше ждать. Мы вместе четыре месяца, а ты до сих пор пуста. При дворе ходят не самые хорошие разговоры. Придется постараться.

Мурашки ужаса бегут по коже. Я не смогу. Он только был с другой, а сейчас говорит о продолжении рода. Голова начинает болеть со страшной силой. Кровь пульсирует в висках. Хочется выть от боли, но приходится держать улыбку.

– Ты, верно, шутишь? Арзар, ты…

– Не продолжай истерику. Я и без того жалел тебя, редко наведываясь в твою спальню. Зря. Теперь будь готова встречать меня каждый день, пока не наступит беременность. Меня интересует лишь беременность.

От холодного приказного тона во мне все обрывается. Это точно кошмарный сон. Мой Арзар не может быть таким жестоким.

– Но я не хочу, – шепчу, готова сорваться даже на глазах гостей.

– Захочешь. Ты моя пара, Айвина. Твое тело принадлежит мне.

– Но не душа. Над ней ты не властен, – бросаю в его сторону единственный аргумент, который он встречает бархатистым смехом.

– А кто сказал, что меня интересует душа? Мне нужно лишь тело. И оно будет повиноваться моим желаниям, и ты сдашься. Сдашься, как всегда сдавалась.

Ничего не успеваю сказать. Музыка заканчивается, супруг останавливается и коротко кивает кому-то за моей спиной.

– До ночи, моя дорогая пара, – демонстративно целует тыльную строну ладони и покидает меня.

Провожаю его взглядом и замечаю в той стороне, куда он смотрел, довольную Матису. Арзар выходит из зала, и, спустя минуту, любовница уходит за ним, а меня вновь берет под свое крыло Бернард.

– Не грусти. Он ушел по делам государственной важности. Увы, не все почитают священные праздники.

Киваю мужчине, а сама представляю, по каким делам он ушел.

– Увы, не все, – тихо говорю, а на лице императора – улыбка.

Он не понимает причину моей грусти, поэтому так себя ведет. Для него я девочка с острова, которая еще не освоилась в светском обществе, да и всего лишь второй раз в жизни столкнулась с приемом такого масштаба. На нашем венчании было примерно столько же людей, или чуть больше.

В тот день я была бессовестно счастлива. Я видела лишь истинного. Правы те женщины, я наивный ребенок. Что я могу в свои, едва наступившие девятнадцать? Ничего. Ни опыта жизни, ни умения отбиваться от зубоскалов. Среди жриц не было подобного отношения. Во всяком случае не помню такого.

Нет, я не хочу так жить. Не смогу. Я должна поговорить с Бернардом. Прямо сейчас, пока есть запал, пока боль обиды сильнее желания не расстраивать человека.

– Ваше Величество, мы могли бы, – но договорить не успеваю, к нам подходят гости.