Измена. Во власти лжи
Шрифт:
Тим запыхтел, как маленький паровоз, а со стороны кабинета раздались крики.
— Я говорил тебе, чтобы ты не приближалась к моему ребёнку! — рычал на весь дом Рус, что-то визгливо отвечала Алёна. — Ты не заслуживаешь называться его матерью. Ты никто ему!
Тимур застыл посреди холла, и я поняла, что он тоже прекрасно все слышал. От этого у него затряслись губы.
— А если ты считаешь, что у тебя есть какие-то права на моего ребёнка, то ты для начала должна хотя бы вспомнить о том, что он тебе не просто сын выходного
— Он меня никуда не отпустит, — дрожащим голосом сказал Тимур.
Я не стала ничего отвечать, просто прошла в гостинную, а из неё заглянула на кухню.
Что я должна была ему сказать, да твой отец тебя никуда не отпустит и стать опять виноватой?
Раздались крики еще громче, ещё выше.
Я опёрлась руками о стол и тяжело задышала.
А спустя несколько мгновений дверь кабинета со всей силы хлопнула, и Алёна пронеслась по коридору бешеной фурией и выскочила за дверь. А мы так и остались с Тимуром стоять друг напротив друга, но уже в кухне.
Когда Рустам появился в поле нашего зрения, и я, и сын прекрасно понимали, что ничего хорошего он нам не скажет.
— Тим, иди к себе…
— Может быть, ты прекратишь мне приказывать, — процедил сын.
— Да прекращу, поэтому мы с тобой поговорим позднее. Сейчас не надо.
Тим с силой швырнул об пол рюкзак и дёрнулся вперёд.
Я приоткрыла рот, а когда Тимур скрылся за поворотом, перевела взгляд на Рустама.
— Что случилось?
— Ничего особенного. Её устроили десять миллионов за то, чтобы она больше не появлялась в нашей жизни, особенно в жизни нашего сына, — холодно, цинично и зло произнёс муж, как будто бы отвечая на абсолютно другой вопрос.
Как будто бы говоря о моей беременности…
Глава 22
Рус не стал больше ничего говорить, только покачал головой и медленно вышел из кухни.
Я не знала, как мне себя вести, что мне делать, но понимала, что, несмотря на весь этот марлезонский балет, я обязана была побеспокоиться о себе в первую очередь. Поэтому остаток дня я провела за тем, что сидела и выбирала квартиры. с кем-то мне удалось даже созвониться, и я шёпотом в гардеробной сидела разговаривала с риелторами.
Я хотела снять заранее жилье, чтобы, когда придёт возможность уйти, я не мучилась и не бегала из-за этой темы с грудным ребёнком на руках. Вариант переконтоваться у родителей какое-то время мне абсолютно не подходил, потому что я действительно не желала беспокоить отца.
Тимур ходил насупленный, и я старалась с ним не пересекаться, потому что понимала, что ушат грязи опять выльют на меня. А я не понимала, чем в этой ситуации могла помешать сыну, и тем более, как я могла отвечать за действия его матери.
Но чуйка,
Я спустилась в кухню, чтобы налить себе чаю на ночь. А спустя несколько мгновений туда же заглянул Тимур.
Он вид имел демонстративно равнодушный.
Кончики пальцев горели, а уши пылали, я подозревала, о чем пойдёт разговор.
— И почему так? — спросил с вызовом Тимур и сел за стол. Он проводил меня тяжёлым, нечитаемым взглядом. Я, застыв, словно бабочка перед ловцом, выдохнула.
— Тебе не ко мне с этим вопросом, а к отцу, —короткий брошенный взгляд на сына дал понять, что Тимур сцепил зубы, стараясь не показывать своих истинных чувств, а если бы он этого не сделал, у него бы затрясся подбородок.
— Ты думаешь, это нормально? Да? — не отставал он от меня.
— Я вообще ничего не думаю, Тимур, — я развернулась к столешнице, быстро налила из заварника душистого улуна с манго и, подняв чашку, направилась в сторону от стола, как раз к двери, но Тим не дал мне далеко уйти.
— Ты же прекрасно знаешь, что они это специально…
Я продолжила идти, только сбавила скорость, придержала низ живота и тяжело вздохнула.
— Ну, скажи, скажи, скажи, что ты думаешь?
— Тимур, я ничего не скажу. Мы можем поговорить с тобой на абсолютно любую тему, только не на эту…
— А я не хочу ни о чем другом говорить, кроме как об этом, — крикнул со злостью Тимур и дёрнулся назад. Стул, не выдержав такого издевательства, качнулся и упал, наполнив дом грохотом.
Тим подскочил ко мне, выхватил из рук чашку, в которой качнулся чай, доставая ободков, а потом с вызовом посмотрел мне в глаза.
— Ну скажи, скажи, что ты одна меня любишь, ты одна такая хорошая, а они все плохие. Ну скажи, скажи это, я же знаю, ты хочешь этого сказать!
А сейчас его губы задрожали.
Я опустила руки.
Я поняла, что мне нос жутко щиплет, потому что Тим ни в чем не был виноват, это была не его война, это был не его спор.
— Я так не скажу, — призналась и хрипло. Тим зарычал. Со звоном брякнул чашку с чаем о столешницу так, что напиток все-таки не выдержал и улизнул из чашки.
— Что ты скажешь, что они оба меня любят, да? Не любит меня никто. Матери я не нужен, отец на тебя скинул, и ты сейчас тоже уйдёшь, когда ты родишь, ты уйдёшь.
Тим дёрнулся сначала ко мне, потом от меня.
Зарычал.
И в таком состоянии выскочил из кухни, оставив меня стоять и не понимать, что делать.
Я медленно качнулась в сторону столешницы, схватила салфетку, вытерла чай, и в этот момент со второго этажа послышался тяжёлый уверенный шаг.
Рустам застыл в холле, глядя на то, как я вытирала столешницу и украдкой свои слезы.