Измена. Я хочу помнить

Ройс Мэри

Проследив за моим взглядом, Анастасия вздрагивает и торопливо прячет следы, но я останавливаю ее, осторожно взяв за руку.

– Могу я посмотреть?

Она напрягается, но все-таки кивает, позволяя мне заново спустить кардиган на ее плече и теперь вблизи рассмотреть синяки, которые появились на ее коже насильным путем.

– Это его рук дело? – Я поднимаю взгляд и встречаюсь с ее испуганным лицом. – Вам нечего бояться. Я помогу вам. Поэтому чем больше вы мне расскажете, тем больше у меня будет возможности

защитить вас. Может быть, есть, что-нибудь еще, что вы хотели бы мне сообщить?

Анастасия закусывает губы, но я вижу, как дрожит ее подбородок. А я стараюсь не напирать. Работа с жертвами насилия самая хрупкая и сложная. Эта тема окружена таким огромным количеством стереотипов, что иногда женщинам проще умолчать или скрыть ту часть, которую можно перевернуть и сделать виноватыми их. А еще хуже стать предметом осуждения. Как часто вы слышите: женщины сами провоцируют насилие, насилие всегда происходит только в неблагополучных семьях, милые бранятся – только тешатся и так далее. Это давит психологически и становится барьером для многих, чтобы говорить открыто.

Сделав шумный вдох, Анастасия сбрасывает полностью кардиган и рассеянными движениями задирает майку, позволяя мне увидеть с десяток гематом на животе, ребрах и руках. Все ее тело – сплошные отметины боли: от желто-зеленых до красно-фиолетовых. Бог мой! С каждой секундой мои глаза увеличиваются в размерах, а в горле скапливается желчь.

– Это лишь малая часть… – бормочет она. – Я могу показать больше.

Я мотаю головой, едва способная проглотить ком в горле.

– Но почему же вы молчали на нашей первой встрече?

– Потому что я боюсь, что он повторит все… это.

– Булат угрожал вам?

Она кивает, обнимая себя за плечи.

– Когда все это началось?

– Когда я впервые сообщила ему, что разведусь с ним. – Она прочищает горло. – Тогда я впервые обратилась в вашу фирму и попала к вам. Сначала мне порекомендовали мужчину адвоката, но я настояла на женщине. Я больше не могу доверять мужчинам. Мне кажется, это просто невозможно. – Анастасия растирает лицо ладонями, будто пытается содрать с себя следы слез, после чего выдыхает сдавленно: – Вы простите меня, пожалуйста, за то, что я тут устроила, на самом деле… я не такая плакса.

Она обхватывает себя за плечи.

– Мне просто страшно… мне очень страшно. И я больше не могу оставаться с этим мужчиной в одном доме. Поэтому и хочу сбежать.

Тяжело сглатываю, в тщетной попытке избавиться от горечи в горле.

– А дети? К ним он применял насилие?

– Нет! – тут же дает ответ. – Никогда. Детей он не трогал. Он любит их, но своей диктаторской любовью. Детям сложно это понять.

Я верю ей, но меня это не успокаивает. Даже если нет прямых насильственных действий, сама ситуация и нездоровая обстановка между родителями негативно сказываются на детях.

Протяжно

вздохнув, тру пальцами лоб, а потом несколько раз киваю в такт своим мыслям.

– Давайте так. Поступим следующим образом. Сейчас мы поедем и зафиксируем все побои. А дальше я сама отвезу вас в школу, а оттуда с детьми мы поедем в кризисный центр для женщин. Там вам предоставят убежище. Мне нужно будет еще поговорить с вами о свидетелях и возможных доказательствах. А с адвокатом вашего мужа я свяжусь позже и сообщу о том, что мы подаем в суд.

На ее лице появляется гримаса, и она сжимает руки в кулаки.

– Я не могу. У меня не будет столько денег, чтобы судиться с ним. Я хотела просто проконсультироваться с вами и создать видимость, что серьезна в своих намерениях. Думала, он не захочет со всем этим связываться и отпустит нас. Но я ошиблась… очень сильно ошиблась. Я совершенно не ожидала, что мой муж наймет адвоката и попытается запугать меня тем, что отнимет у меня детей. Поэтому сегодня наша последняя встреча, Елена Викторовна. Я заберу детей и уеду из города. Надеюсь, мы успеем исчезнуть раньше, чем он узнает об этом.

– Не успеете. А даже если и успеете, то он все равно найдет вас. Представьте только, как вы его этим разозлите. Вам ни в коем случае нельзя делать таких опрометчивых поступков. Он может подать в суд, который уличит вас в том, что вы без ведома увезли и препятствовали общению детей с отцом. Но если мы доведем сейчас все до конца, вы будете свободны. А ваш муж получит ряд проблем при малейшем приближении к вам хотя бы на метр.

– Я не могу, у меня нет столько денег…

Я делаю шаг и беру ее за руки, сжимая их и вглядываясь в ее уставшие глаза.

– Если проблема только в деньгах, то считайте, что у меня нет причин отказываться от дела, – произношу вкрадчиво. – Я помогу вам. К тому же вы можете подать на юридическое и социальное сопровождение. Мы займемся этим немного позже. Но для начала вы должны пообещать мне выполнять все мои указания. И первым делом мы отправимся зафиксировать следы домашнего насилия. Но для этого мне нужно ваше согласие.

Вижу, как она трясется и нервно жует губы.

– Чего вы хотите, Анастасия?

– Свободы, – едва слышно шепчет она.

– Тогда доверьтесь мне. То, что делает ваш муж, это самое настоящее преступление!

– Если… если я соглашусь, его могут посадить?

– Вы хотите этого?

Анастасия качает головой.

– Каким бы он ни был, но я не желаю ему ничего плохого.

– Тогда мы обойдемся без этого, – успокаивающе говорю ей и улыбаюсь с пониманием. Глубоким пониманием.

– Хорошо. Тогда я согласна. – Ее губы дергаются в несмелой улыбке.

– Вы принимаете правильное решение. Подождите меня минут пять на расепшене, я сейчас сделаю пару звонков и выйду к вам.