Измена. Я (не) вернусь!

Реброва Мила

Кира рыдает в голос.

– Нет! Я хочу к нему! Хочу, чтобы он меня обнял! Хочу, чтобы он пришёл! Хочу, хочу, хочу!

Она падает на колени, качается взад-вперёд, ревёт так, что у меня сердце разрывается.

Я бросаюсь к ней, обнимаю, глажу по спине, но это не помогает.

Рядом рыдает Надя.

Обе мои девочки.

Обе разбиты.

Обеим больно.

Я чувствую, как внутри меня что-то ломается окончательно.

– Он нас больше не любит, мама?..

Этот

шёпот врезается в меня сильнее ножа.

Я закрываю глаза, обнимаю их крепче.

– Я вас люблю, мои родные… Я вас никогда не оставлю…

Но этого мало.Этого никогда не будет достаточно.Потому что, сколько бы я их ни любила…

Им нужен был отец, которого у них уже никогда не будет.

***

Я думала, что дна уже достигла.

Но оказалось, что дно всегда можно пробить ещё глубже.

Прошло шесть месяцев с того дня, как Вадим закрыл за собой дверь.

Шесть месяцев тишины.

Шесть месяцев, за которые он ни разу не позвонил.

Шесть месяцев, пока я ждала, пыталась понять, пыталась объяснить девочкам, почему папа не появляется.

И вот теперь, спустя полгода, он вдруг вернулся.

Но не ко мне.

Не к девочкам.

А просто чтобы завершить свои дела.

– Мам… – мой голос дрожал. – Он был за границей. С ней.

Мама замерла.

– С Оксаной Долговой?

Я кивнула, чувствуя, как внутри всё кипит.

– Полгода, мам. Полгода он развлекался где-то с этой гадиной, отдыхал, строил новую жизнь. А теперь, когда вернулся, вспомнил, что неплохо бы оформить развод!

Я сорвалась на смех. Горький, рваный.

– Ты понимаешь? Даже не сразу! Не сразу, мама! Ему было настолько плевать, что он подумал об этом только сейчас!

Мама зажала рот ладонью.

– Господи, Алёна…

Я схватилась за край стола, пытаясь сдержать дрожь.

– Мы с ним три года работали на этой фабрике! ТРИ! И он даже не смотрел в её сторону!

Оксана Долгова всегда была из другого мира.

Дочь хозяина фабрики. Богатая. Уверенная. Знала, чего хочет, и всегда получала.

Её отец показывал Вадиму на неё.

Постоянно.

Намекал.

Подталкивал.

“Такая жена тебе бы подошла, Вадик. Умница, красавица, из хорошей семьи.”

А Вадим смеялся.

– Ты только посмотри на неё, – говорил он мне как-то вечером, когда мы вместе уезжали с работы. – Ну что мне с ней делать?

Я тоже смеялась.

Мы тогда смеялись вместе.

А теперь?

Теперь всё это оказалось ложью.

Он уехал с ней.

Вместо того, чтобы разобраться в своём браке.

Вместо того, чтобы поговорить со мной.

Вместо того, чтобы подумать о дочках.

Он просто собрал

вещи и уехал с ней.

– Алён, давай ты сядешь… – мама дотронулась до моего плеча.

– Нет.

Я не могла сесть.

Не могла успокоиться.

Я ненавидела его.

До дрожи. До тошноты. До боли в груди.

Шесть месяцев.

Шесть месяцев я не спала ночами.

Шесть месяцев ловила себя на том, что слушаю, не хлопнет ли дверь.

Шесть месяцев пыталась объяснить дочкам, почему папы нет.

А он валялся на пляжах с богатенькой невестой.

Я глубоко вдохнула.

Всё.

Я больше не жду.

Я больше не надеюсь.

Я не верю в его сожаление.

Ему не было больно.

Он даже не вспоминал о нас.

Через два дня после его возвращения ко мне пришёл адвокат.

Не сам.

Не Вадим.

Он не нашёл времени поговорить со мной лично.

Просто прислал человека в дорогом костюме, с ровным голосом и холодным взглядом.

– Вам стоит подписать, – сказал он.

Я молчала.

– Ваш бывший муж теперь в достойной семье. Вам не стоит надеяться на его возвращение.

Я медленно подняла на него взгляд.

– В достойной семье?

– Да.

Я судорожно втянула воздух.

– То есть со мной было недостойно?

Адвокат не смутился.

– Просто другой уровень.

Другой. Уровень.

Эти слова врезались в меня, как нож в грудь.

– Вы ведь понимаете, чьим зятем он станет, – продолжил он. – Борис Александрович лично позаботится о будущем Вадима.

Фабрика.

Они всё купили.

Не только Вадима.

Меня они тоже купили – за жалкие алименты, которые он теперь присылает каждый месяц, как налог на совесть.

Я подписала документы.

Без истерик.

Без слёз.

Просто поставила подпись и молча вернула их адвокату.

Что мне оставалось?

Тягаться с дочерью хозяина фабрики?

Пытаться что-то оспаривать?

Ради чего?

Ради мужчины, который предал нас?

Я вышла из кабинета, сделала несколько шагов по коридору и остановилась.

Всё.

Конец.

Я больше не его жена.

Не его семья.

Он не мой.

Я развернулась и пошла к выходу.

Прямо мимо его кабинета.

В этот момент дверь открылась.

Вадим.

Мы столкнулись взглядами.

Я не помню, как дышала.

Помню только, что в его глазах не было ни капли сожаления.

– Всё подписала? – спросил он ровно.

– Да.

Он кивнул.

Я ждала.

Хоть чего-то.

Хоть слова.

Но он просто развернулся и захлопнул дверь.