Измена.Любовь

Рэй Далиша

Я тихонько хмыкнула — мне так точно не надо. Именно гигантская корпорация Станислава Юрьевича Валяева была третьей стороной в том злополучном контракте с австрийцами, который вчера скачивали с моего ноута Алиночка и ее верный рыцарь программист Павел.

Между тем Егор выглянул в приемную и велел вскочившей со своего места и сусликом замершей посередине Алине:

— Красотка, а ну-ка, организуй нам еще два стула в кабинет Павлы Сергеевны.

— Попкой пошустрее шевели! — повысил голос, увидев, что Алина не двигается.

Вернулся

в кабинет, и вдруг лучезарно заулыбался Диме:

— Вы ведь к господину Валееву хотели пойти с теми данными, которые находятся в рабочем компьютере Павлы Сергеевны, да Дмитрий Федорович?

«Интересно, почему Федорович, если он родной брат Платона, который Александрович?» — именно в этот момент решила призадуматься я. Нет бы переживать, что, кажется, меня сейчас опять в шпионаже обвинят.

Но, честно говоря, мне было как-то фиолетово — сейчас здесь находилась совсем не та Павла, что вчера. Это вчера я бы ломала пальцы, переживая, что меня опять обвинят в подлости и вранье. Это вчера я бы сходу кинулась доказывать, что ни в чем не виновата. Да что там говорить, еще сегодня утром я была именно такой!

Платон это вылечил. Вот так раз, и будто голову мне переставил, поменяв на другую, в которой отсутствовала вся эта дурость, заставляющая меня вечно оправдываться.

Поэтому я сидела и, словно в кино, наблюдала за разворачивающейся передо мной картиной. Смотрела будучи просто зрителем, но никак не участником.

Распахнулась дверь и Алина втащила два офисных стула, которые умастили у самого входа. На один из них уселся невозмутимый гость в костюме стоимостью как недельный тур на Бали, включая перелет туда и обратно. На второй Егор почти вежливо, и очень решительно пересадил Машу.

— Я лучше уйду, чем терпеть ваше хамство, — подруга поднялась было, и двинулась к выходу. Но когда распахнула дверь, дорогу ей преградил неизвестно откуда взявшийся плечистый паренек с не очень приветливым лицом.

— Вы уж не покидайте нас, Мария Дмитриевна. Вы ведь у нас очень важный персонаж в этом неприятном деле о шпионаже Павлы Сергеевны, — клоунским голосом пропел Егор.

Повернулся ко мне в пол оборота, и неожиданно подмигнул:

— Ну что, госпожа личный помощник, сами начнете во всем признаваться, или как…?

Глава 56

Я стояла у окна в кухне Платона и смотрела на ночной город.

Свет я выключила и сейчас мне ничто не мешало разглядывать слепящие огни фонарей на проспекте под окнами. Смотреть на рекламные щиты, полыхающие огненными буквами на здании напротив. И на сияющие рубиновые звезды на башнях знаменитой обители государственных небожителей.

К спине прижалось голое теплое тело моего мужчины. Руки с широкими кистями и мозолями у пальцев обняли мой, тоже голый, живот.

По шее сзади пробежались шаловливые губы и над ухом шепнули:

— Ну ладно тебе страдать. Все ведь позади. Враги разоблачены, пойманы и кое-кто даже будет наказан.

Я всхлипнула, откинувшись

затылком на плечо Платона:

— Ну почему они так поступили, а?

— Да ты плачешь, что ли?

Платон развернул меня к себе лицом и провел по щеке пальцем, собирая с неё влагу:

— Э, э, прекращай! Плакать — это непродуктивное расходование жидкостей организма, которые могут понадобиться в любой момент, — принялся выговаривать мне этот кошмарный зануда.

Потискал меня за бока и добавил:

— Я, вообще-то, боюсь женских слез. Пойдем лучше в постель, Павлуша-ревуша. Я тебе сказку расскажу, чтобы ты не плакала.

— Ага, знаю я твои сказки, — попыталась отпихнуть прижимающуюся ко мне волосатую грудь — я ведь терпеть не могу такую растительность на мужчинах!

— Вот чего твоему брату не хватало, что он взялся против тебя интриги плести? — подняла глаза к лицу Платона, словно могла в этой темноте что-то в нем разглядеть.

— Хочешь поговорить о наших родственниках?

— Почему о «наших»? — удивилась я.

— Потому что в этом мы похожи. У тебя сестра по матери, у меня по маме брат… Эгоистичные засранцы, не умеющие быть благодарными и считающие, что жизнь не должила любви в их тарелки.

— Ты думаешь из-за обделенности любовью Дима решил подставить тебя перед деловым партнером и кинуть на несколько миллиардов? — я прижалась носом к груди Платона, втянула в ноздри его строгий горьковатый запах.

Он помолчал, потом медленно, словно ему было трудно, ответил:

— Думаю да. Дима всегда считал, что мое рождение отняло у него любовь мамы. Он меня в детстве прямым текстом обвинял в этом. Потом, правда, перестал, и я посчитал, что он все понял и успокоился. Но оказалось, нет.

— Честно говоря, я думала, что из вас двоих именно он младший, а ты старший. Ты по сравнению с ним такой взрослый, — я обняла Платона за спину и еще плотней прижалась к его груди.

— Это ты намекаешь, что я выгляжу старше своих лет? — тихий смешок в мои волосы.

— Пожалуй, я бы не дала тебе твои тридцать шесть. Думала, ты давно к тридцати семи подобрался, — я засмеялась. — Нет конечно, ты не выглядишь старше. Это Дима легкомысленный ребенок. Еще, ты его словно бы опекаешь все время. Вот я и подумала, что это ты старший.

— Нет. Димин отец погиб, когда брату было шесть месяцев. Мама вскоре вышла замуж за моего отца. Они были друзьями, Димин и мой отцы. Вот мой и решил таким, немножко странным, образом помочь вдове друга.

Но, как оказалось, в этом браке родилась любовь, а вскоре и я появился. Мой отец всегда относился к Димке, как к родному. Но у мамы, как мне кажется, осталось какое-то чувство вины перед погибшим первым мужем и перед старшим сыном.

Не знаю, почему. Может из-за того, что, не успев похоронить одного мужчину, она тут же оказалась с другим. Или ей все время мерещилось, что Димка несчастный мальчик, лишившийся отца, и от этого недополучающий чего-то важного. Не знаю…