Измена.ru

Рузанова Ольга

Девчонки еще долго бурчат в надежде на то, что мы одумаемся, а потом одеваются. Затем подклеивают подошву на Галиных осенних сапогах и покидают нашу четырехместную комнату… через окно, потому что, естественно, через обычный вход их никто в такое время из детдома не выпустит.

Тем более прямо под нами располагается козырек с пожарной лестницей. И всего второй этаж.

— Наконец-то свалили, — ворчит Машка. — Достали. Давай спать, Натуся?

— Давай, — вздыхаю грустно.

Подхватив полотенце, направляюсь

в моечную и сбрызгиваю лицо прохладной, пахнущей хлоркой водой. Усердно чищу зубы, вытираюсь и иду обратно. Спать ложусь только после того, как проверяю, что шпингалет на окне не защелкнут. Иначе замерзнут наши тусовщицы.

Потом долго смотрю в потолок, раздумывая на что же похожи причудливые тени. Сначала, кажется, на высокие, заснеженные горы, потом на несущийся вдаль поезд. Вспомнив о том, как на станции провожала Рому прошлой осенью, расклеиваюсь. Я вообще за этот год выплакала столько слез, что и за всю жизнь рекорд не побить будет. Просто, потому что скучаю по своему Ромке. Всегда-всегда.

И очень жду.

Сознание медленно уплывает, тело становится легким, как перышко. Одеяло, в отличие от холодного, продуваемого окном воздуха, греет и обволакивает своей мягкостью. Довольствуюсь темнотой недолго, на грани сна и реальности вижу прямо перед собой Рому.

Даже вздрагиваю от неожиданности.

Светлые волосы, широкие, темные брови, чуть ироничный взгляд и легкая, обворожительная полуулыбка.

Мой. Мой. Мой.

Никакой звезде его не отдам.

Я во сне тоже улыбаюсь и тяну ладонь, чтобы просто ощутить теплое тело. Почувствовать, что любимый рядом. Мне так его не хватает… Словно часть души с собой увез.

Не обращая внимания на выскользнувшие из глаз слезы, касаюсь небритой щеки и очерчиваю упрямый подбородок. Подушечкой большого пальца обрисовываю сухие губы.

Плачу беззвучно. Как уже привыкла делать за этот год.

— Гайка, — будто бы слышу где-то вдалеке. — Ты че ревешь? Дурная…

Мое тело словно ветер подхватывает. Такой ласковый и приятный. Вот только почему от него так пахнет… им?

— Наташ, мы сейчас все здесь утонем, — слышится над ухом нежный голос.

Открыв глаза, взвизгиваю от счастья и льну к твердой груди, ладонями проверяя тело на целостность.

— Не верещи, блин, — смеется Березовский.

— Боже, приехал! Приехал! При-е-хал!

Обхватив смеющееся лицо, забрасываю его точечными, короткими поцелуями. Скулы, глаза, нос, губы. Как я соскучилась по этим губам!..

— Приехал, Наташ! А ты ждала?

— Нет, блин, — тут же злюсь и снова плачу.

Худший год в жизни закончен! Рома рядом, просто не верится.

Кинув взгляд на сонную Машку, неожиданно для себя самой смущаюсь. Еще раз с жадностью осматриваю возмужавшее лицо. Как всегда спокойное. Поглаживаю плечо, больше напоминающее банку. Раскачался-то как. Мамочки.

Рома словно все тот же

и будто бы совсем другой. Это диссонанс вводит в ступор.

— Одевайся, малышка. Я у знакомого остановился. Мне там встречины устроили, а я за тобой рванул. Скучал.

Он как-то отчаянно меня обнимает. Трогательно. Так, что я тут же верю: правда скучал, хороший мой.

Натянув джинсы, ничего не понимая, скидываю футболку и в ужасе округляю глаза, стыдливо прикрывая соски. Дурочка такая. Разделась перед ним. Рома улыбается, разглядывая мою грудь, талию и бедра, а Машка деликатно отворачивается к стенке. Я тоже иду к шкафу и ловко застегиваю лифчик на спине. Подхватываю кофточку с рядом мелким пуговиц спереди и симпатичным вырезом.

— Пойдем? — робко спрашиваю, когда обуваю кроссовки и беру ветровку с рюкзаком.

— Пошли.

Мы выходим через окно на козырек, спускаемся по лестнице и ныряем в салон такси. Пока едем к знакомому Ромы, обнимаемся, будто заново знакомясь друг с другом.

Не верится.

— Я думала, ты уже никогда не приедешь, — всхлипываю в темноте.

— Ну ты чего?

— Я столько в жизни не ревела, Березовский! Я так по тебе скучала!.. Так переживала!..

— Тебя обижал кто-то? — грудь подо мной застывает.

— Нет. Все ведь знают, что я твоя. Они бы не стали…

— Моя, — расслабляется он.

— Обещай, что мы больше никогда-никогда не расстанемся, — зажмуриваюсь.

— Обещаю. И ты никогда не будешь страдать, Наташ!..

— Клянись, — заглядываю в сверкающие блеском серьезные глаза.

— Клянусь. Жизнью.

Я удовлетворенно киваю. Жизнью так жизнью.

Машина останавливается у пятиэтажного дома в самом центре. Мы выходим на улицу и снова обнимаемся, несмотря на холодный ветер.

— Пойдем, я тебя со всеми познакомлю. Там мой сослуживец. Федором звать.

— Пойдем, — доверчиво кладу свою ладонь в его.

Следующие несколько часов проходят так, будто жизнь решила восполнить мой смех, которого за прошедший год было критически мало. Друзьями Феди оказываются классные ребята и девчонки нашего возраста.

Мы до раннего утра веселимся большой компанией: едим пиццу, запивая ее простым пивом из банок, Рома с хозяином квартиры вспоминают разные курьезные ситуации со службы, в конце которых мы, как правило, взрываемся общим хохотом.

— Хочешь еще кусок? — спрашивает Рома, активно жуя.

— Пиццу? Нет, я сытая.

— Это самое вкусное, что я ел когда-либо, — закатывает он глаза от удовольствия.

Я качаю головой. Как же мало ему надо? Обычная пицца с колбасой. Ничего выдающегося.

Смотрю на него с любовью. Он вдруг замирает, вздрагивает и как-то трудно проглатывает то, что во рту. Взгляд становится таким тяжелым, что я не выдерживаю и смущаюсь.

— Устала? — интересуется хрипло.

— Немного.