Измена

Джонс Джулия

Глубокая усталость тяжелым грузом легла на плечи. По какой-то непонятной причине он чувствовал себя ответственным за все — не только за гибель форта, не только за судьбу стоящей рядом супружеской пары, но за нечто гораздо большее.

— Пойду я, — тихо сказал он.

— Давай, парень, — откликнулся Дилбурт.

— Я хочу поблагодарить вас обоих за все, что вы для меня сделали. Никогда не забуду вашей доброты. — Джек посмотрел на Дилбурта, потом на его жену. — Никогда.

Тетушка Вадвелл извлекла свой громадный платок

и промокнула им глаза.

— Ступай, паренек. Я посмотрю, как ты дойдешь до тех деревьев.

Джек улыбнулся, мысленно попросил Борка дать ему сил и начал свой долгий путь к лесу.

XXVII

Мелли пожалела о том, что потребовала зеркало, — лицо, отразившееся в нем, показалось ей чужим. Кто эта девушка, бледная как мел и с глазами как плошки?

— Несса, — позвала она, — принеси мне вина, да покрепче. — Герцог вот-вот придет — надо к этому времени придать лицу хоть какие-то краски, даже если придется для этого упиться допьяна.

Мелли отложила зеркало и взяла серебряный флакончик с духами. Она коснулась им груди и шеи, побрызгала чуть-чуть на простыни и уронила единственную сверкающую каплю на язык, поморщившись от горького вкуса.

Пока она раздумывала, что лучше — остаться в постели или перейти на скамью у окна, — вернулась Несса с вином и возвестила:

— Его светлость идет сюда, госпожа.

— Ну так дай мне скорее вина! — вскричала Мелли. Схватив поданную чашу, она выпила ее всю, а последней каплей в порыве вдохновения натерла щеки. Она сознавала, что ведет себя как куртизанка, и в другое время и для другого мужчины ни за что не стала бы прихорашиваться — но герцог в последние дни стал значить для нее очень много, и ей хотелось нравиться ему.

Вся беда в том, что она этого не умела. Она никогда не обращала особого внимания на свою внешность. Ей с детства все уши прожужжали, какая она красавица, и она свысока относилась ко всем уловкам, которыми обычно пользуются женщины, чтобы приукрасить себя. Пудра, духи и выщипывание бровей были для нее тайной за семью печатями, так же как цветной воск, смешанная с жиром сажа и румяна.

Дверь открылась, и вошел герцог. Первым делом он понюхал воздух — Мелли поняла, что переборщила с духами, и поскорее сбросила с кровати благоухающее покрывало.

— От вас пахнет, как от трактирной девки, — сказал он.

Мелли вспыхнула и бросила злобный взгляд на Нессу, у которой и позаимствовала духи. Не найдя достойного ответа на оскорбительные слова герцога, она напустилась на служанку:

— Не стой тут разинув рот, девушка. Оставь нас. Захвати с собой это покрывало и выстирай его сама — я на этом настаиваю. В другой раз будешь знать, как разливать духи.

Герцог, подождав, пока Несса уйдет, подошел к постели, взял руку Мелли и коснулся ее холодными сухими губами.

— Я опять принес вам подарок. — Он подал ей новый

шелковый сверточек.

Мелли стала находить манеры герцога довольно небрежными — он точно военные маневры выполняет: сперва поцелуй руки, потом подарок, потом несколько кратких слов. Точно так же он действовал вчера, вручая ей ножны для кинжала. Мелли взяла сверток, не зная, здоровое это чувство или причуда больного воображения. Как-никак она уже пять дней лежит в этой комнате.

— Разверните, — скомандовал герцог.

В свертке оказалась большая перчатка из толстой кожи, расписанная яркими узорами.

— Перчатка для соколиной охоты?

— Да — и сокол к ней. — Герцог громко хлопнул в ладоши, и в комнату вошел человек, неся на руке большую, смирно сидящую птицу с колпачком на голове.

— Кречет, — с трепетом произнесла Мелли.

— Да, госпожа, — ответил сокольничий подходя. — Это девочка.

Мелли знала, что самки кречета ценятся выше всего среди охотничьих птиц, и сказала:

— Она поистине прекрасна.

— Наденьте перчатку, — с ласковой улыбкой сказал герцог. Мелли, немного волнуясь, надела. В восточном поместье ее отца держали соколов, но в Королевствах соколиная охота считалась чисто мужской забавой и не была знакома Мелли.

— Ваша перчатка пахнет, как моя, госпожа, я позаботился об этом. — Сокольничий поднес свою руку к руке Мелли, слегка похлопав птицу по груди, и опустил руку. Герцог же, подхватив руку Мелли снизу, подвинул ее вперед. Соколиха, поняв, чего от нее хотят, осторожно перешла на перчатку Мелли, звякнув колокольчиками на лапках.

Первое, что поразило Мелли, — это вес птицы. Герцог по-прежнему поддерживал ее под локоть, и Мелли была благодарна ему за это. Когти впились ей в запястье сквозь кожу перчатки, и она немного испугалась.

— Не бойтесь, госпожа, моя красавица не сделает вам больно. — Сокольничий погладил птицу по груди, шепча ей что-то ласковое.

Герцог держал Мелли крепко, не давая руке дрожать. По его подсказке Мелли отважилась потрогать птицу свободной рукой. Пестрые перышки на груди были мягкие-мягкие, и их тепло радовало пальцы. Сердце птицы билось быстрее, чем у Мелли. Осмелев немного, она поднесла соколиху к лицу. Та переступила лапками, складывая по-новому крылья, и снова вцепилась когтями в запястье. Теперь это показалось Мелли приятным. Сокольничий улыбнулся ей.

— У вас природный дар, госпожа. Никогда не видел мою красавицу такой спокойной.

Мелли понимала, что он ей льстит, но все равно обрадовалась.

— Как ее зовут?

— У соколов всегда бывает по два имени, госпожа. Первое дается, когда птенца берут из гнезда, а второе — когда птица готова сесть на руку своего хозяина.

— А наша готова?

Сокольничий кивнул:

— Два дня назад она сбила журавля. Вы бы видели ее в воздухе, госпожа, — легка и стремительна как ангел.