Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры
Шрифт:
Бороться за гражданские свободы, конечно, весело, но этот угар был ни с чем не сравним. После вечеринки в Уайт-Уолтхэме Стейнс стал заниматься связями с общественностью для Sunrise, поначалу ведя дела прямо из владений Харта. «Степень доверия ко мне в политике постепенно уменьшалась. Сначала я появлялся в программе News at One и говорил, что "на этих вечеринках нет наркотиков", а через минуту уже должен был рассуждать о гражданской войне в Анголе. Это была полная ерунда».
Когда Sunrise подняли ставки игры, то же самое сделала и оппозиция. Старший полицейский офицер Кен Таппенден тоже был задействован в большой политической схватке с бастующими шахтерами. За то, что он не пустил пикетчиков на угольные месторождения Кента через Дартфордский туннель, его осудили юристы борцов за гражданские свободы. Теперь, став командиром дивизиона северо-западного Кента, района, разделенного на две части недавно построенной окружной автомагистралью М25, он обнаружил, что его участок является главной территорией для проведения
Таппенден открыл небольшой офис в Дартфорде, чтобы контролировать это новое явление, но его немедленно забросали запросами из других ведомств. Переехав в главный конференц-зал полицейского участка в Грейвсенде, он добился для своего подразделения еще шести человек персонала и четырех компьютеров, что обошлось примерно в 100 ООО фунтов. Через несколько месяцев персонал увеличился до 60 человек и 30 компьютеров, подключенных к государственной базе данных полиции HOLMES, созданной после фиаско с Йоркширским потрошителем, и Грей-всенд стал разведывательным подразделением, специализирующимся на проблеме вечеринок во всей Англии и Уэльсе.
Таппенден был готов взяться за рейверов, играя в их игры. Как показала шахтерская забастовка, он не боялся испачкать руки и, может быть, даже немного раздвинуть границы законности. Как и Колстон-Хейтер, Таппенден был в восторге от общественного внимания, которое ему оказывали (он до сих пор хранит видеозаписи всех своих телевизионных выступлений и операций), И если речь шла о войне высоких технологий, он не собирался бороться при помощи устаревших железкок. Если для организации использовались телефонные линии, он наносил встречный удар установкой жучков; если использовались пиратские радиостанции, он осуществлял над ними контроль; если посылались разведчики для обнаружения новых складских помещений, он направлял им вслед вертолеты или самолеты. «Я не был ярым противником вечеринок, — сегодня, как и раньше, утверждает Таппенден, — Мне бы очень хотелось, чтобы они стали легальными. Но чего организаторы не хотели делать, так это тратить деньги на безопасность и инфраструктуру. Им хотелось положить все деньги себе в карман».
Сначала (и Таппенден сам это признает) его водили за нос. Организаторы вечеринок были хитрыми и безжалостными, и полиция не имела никакого представления о том, с чем и с кем она столкнулась. «Я восхищался их организаторскими способностями. Если бы они были военными, цены бы им не было: так классно они умели перемещать большие группы людей. Мы тратили на стратегическое планирование недели, а они могли устроить все за час субботним вечером».
Эта первоначальная наивность разведывательного подразделения отражена в конфиденциальных протоколах их брифингов. Первый, опубликованный в октябре 1989 года, описывал эйсид-хаус как «комбинацию черной танцевальной музыки, электронных эффектов и странного вокала» и делал вывод, что «атмосфера на эйсид-вечеринках напоминает времена хиппи в 60-е с их философией мира и любви». Но следующий, появившийся несколько месяцев спустя, свидетельствовал об учреждении усиленной разведки и более мощных ресурсов. Успехи подразделения были отражены в протоколе следующим образом: «За три месяца мы начали двадцать крупных расследований. В базе данных HOLMES числится 5725 имен и 712 автомобилей. Мы прослушали 4380 телефонных разговоров и произвели 258 арестов». Работа продолжалась всю неделю, без отдыха и выходных. «У нас не было никаких зеленых ребят, мы пользовались услугами опытных, видавших виды детективов, — рассказывает Таппен- ден. — Одновременно у нас работало до двухсот разведчиков по всей стране. На наши компьютеры 24 часа в сутки поступало колоссальное количество информации. Мы не останавливались ни на минуту, работа не прекращалась даже ночью. База данных была просто невероятной».
К концу лета к главным рейверским организациям Sunrise, Energy и Biology присоединились многие другие. Рейверов, выходящих из ночных клубов Лондона, атаковали разносчики флайе-ров, раздающие пачки рекламных листовок, которые становились все более красочными, пестрящими ослепительными цветами и нескончаемым списком приманок.
Energy вслед за грандиозным успехом потерпела катастрофу, что лишний раз подтвердило зыбкость положения промоутеров. В августе им удалось перехитрить полицию, поместив на свои телефонные линии информацию о том, что первые пять тысяч человек получат право бесплатного входа на летний фестиваль, а через несколько часов более 20 ООО человек уже танцевали на поле в Суррее. Но месяц спустя новое место, на котором планировалось провести вечеринку Dance 89 с целью собрать средства для погибших на корабле Marchiousness (среди погибших были друзья Тинтина Чемберса из Челси), было обнаружено полицейскими вертолетами. После целого дня неистовой езды по окрестностям в поисках нового места, глубоко за полночь они нелегально заняли ангар на аэродроме Raydon в Саффолке. Звездные исполнители так и не появились, был сильно потоптан урожай и сожжено множество машин, а Чемберс и Тейлор были арестованы за организацию общественного беспорядка, и газеты прокляли их как мошенников и убийц, и даже сам фонд Marchiousness отказался впредь иметь с ними дело.
А Тони Колстон-Хейтер тем временем ликовал: в магистратском
Пик сумасшедшей энергетики 1989 года пришелся на летний день 12 августа. Тогда посреди не тронутого цивилизацией пригорода Букингемшира, близ деревни Лонгуик состоялся фестиваль танцевальной музыки Sunrise/Back to the Future — триумф ловкости и смекалки Колстона-Хейтера и самая захватывающая вечеринка в истории Великобритании.
«После всего, что было написано о нас в прессе, никто не хотел предоставлять нам территорию, — рассказывает Дэйв Роберте. — Каким-то чудом нам удалось найти эту ферму, мы договорились с владельцем и рано утром отправили туда свою команду. Полиция была наготове и пыталась нас перехитрить: от самого дома следовала за нашей командой, звуковыми техниками, осветителями, людьми из охраны. Им удалось выследить строителей, которые воздвигали сцену, и так они узнали, где будет проходить вечеринка. Фермер не знал, что делать, мы говорили ему: "Ты не обязан ничего отменять, мы не делаем ничего противозаконного, мы — члены частного клуба". А они говорили ему: "Прекратите это мероприятие, иначе мы заведем на вас дело"».
Но Колстон-Хейтер и его адвокаты знали, как защитить свою позицию, и несколько дней спустя старший полицейский офицер Полин Коултард сказала: «Мы ничего не можем поделать. Парламент должен изменить закон» (The Sun, август 1989). На рейв было продано 17 ООО билетов, и ничто не могло помешать веселью.
Со сцены звучал припев хита этого лета, песни E-Zee Possee «Everything Starts With An E» [84] : «Глотни таблетку экстази и прикоснись к любому!» И все, не теряя времени даром, занимались именно этим: девушки в детских комбинезончиках, тинейджеры в трениках, ковбои и супергерои, трудные подростки и плохие парни, девушка с серебряным макияжем, похожая на героиню фантастического фильма, и мужчина, с грохотом скачущий по полю на костылях, группы по трое и четверо, синхронно топчущиеся на месте, будто бы телепатически слитые в единое целое. Здесь в высочайшей концентрации сосредоточилось все, за что любили этот новый вид развлечения. По трассе М40 летели как на пожар, сгорая от нетерпения и взволнованно ожидая свежего сообщения о том, где же все-таки будет проходить вечеринка. Всеобщее возбуждение переливалось через край, подогреваемое осознанием того, что вся эта затея — запретный плод. Объездными трассами, проселочными дорогами, потом наверх через холм — и вот уже пульсация баса и лазерные вспышки в небе — и люди, несметное множество людей, возбужденных и разгоряченных химикатами, разодетых во все цвета радуги, сплоченных единой целью. Одного взгляда на рейверов было достаточно, чтобы уловить ощущение свободы, почувствовать демократическую сущность рейва и отсутствие в нем какой-либо иерархии. Внимание танцоров было сосредоточено не на сцене, а друг на друге. Исполнитель больше не обладал исключительным превосходством над зрителями — энергия, исходящая от них, была не менее сильной. Именно они были главными виновниками торжества — и никто другой! А если стоять где-нибудь с краю толпы и танцевать в одиночестве под сияющим небом, то сознание освобождалось и ты переносился в мир грез.
84
«Все начинается на Е». «Е» — сокращенное название экстази.
«Неужели полицию не волнует проблема ужесточения закона о земле? — взывала к своим читателям на следующее утро газета The Sun. — Неужели их не беспокоит то, что происходит с нашей молодежью? Когда же наконец они решат избавить наше общество от несущих зло наркоторговцев? Тогда, когда наркотическая зависимость охватит всю Великобританию и страна от берега до берега превратится в одну большую вечеринку?»
Казалось, время ускорило свой бег. С каждой неделей, едва ли не с каждым днем рейв-сцена становилась все больше и ставки возрастали. Охваченные безумной мечтой, опьяненные волнующей погоней и рискованностью этой игры, рейверы, казалось, задавались вопросом: сможем ли мы пересечь границы возможного прежде, чем нас настигнут преследователи? До конца лета оставался всего месяц. Как далеко могли они зайти до наступления холодов? Каких еще высот восторга и опьянения могли достичь?
1 октября на трех первых местах поп-чартов обосновались три рейв-гимна этого лета: «Ride on Time» Black Box, «Pump Up the Jam» Technotronic и «If Only I Could» Sydney Youngblood. А вечером предыдущего дня наконец-то разразился шторм: к северу от Лондона, на грязном поле в Оксфордшире для участия в рейве «Helter Skelter» собрался совершенно невероятный состав исполнителей. Трудно было представить себе зрелище более абсурдное: герои хауса взбираются по расшатанной лестнице на платформу грузовика и, оказавшись наверху, поют и играют прямо посреди вспаханного фермерского поля.