Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры
Шрифт:
Этот район становился также центром складской сцены, в первую очередь благодаря усилиям Genesis. Компания принадлежала Уэйну Роквуду, Энди Причарду и Кейту Бруксу. Роквуду было 22 года, он был родом из Ист-Эйда и имел связи в мире музыкального бизнеса. Он работал с девчачьим поп-дуэтом Mel and Kim продюсерской группы Stock Aitken Waterman и прошел инициацию в клубе Spectrum, после чего немедленно бросился обратно на восток и принялся повсюду рассказывать об увиденном. «Мои самые близкие друзья думали, что я совершенно двинулся. Я приходил в какой-нибудь такой ист-эндский паб, набитый парнями, похожими на злодеев, и говорил: "Мужики, я нашел такие клубы! Давайте отсюда валить!" А они мне на это: "Отвянь!" Это были настоящие крутые подонки — из тех, что затевают драку и дают по морде уже только за то, что ты на них посмотрел. Однажды я уговорил их прийти в Camden Palace, они проглотили там по таблетке и начали бегать по клубу в кислотных майках, совершенно обезумевшие от счастья и любви. И подонков больше как не бывало!»
Начиная с самой первой вечеринки в октябре 1988 года у Genesis сложилась репутация команды, каждую
Полиция восточного Лондона, хорошо знакомая с традицией местных клубов устраивать нелегальные ночные пирушки и блюзовые вечеринки, на первых порах отнеслась к эйсид-хаусу с недостаточной бдительностью. «Полиция всегда была нами довольна, — рассказывает Тим Штрудвик, заправляющий вечеринкой Hypnosis в The Dangeons — сырых, клаустрофобных подвалах под байкерским пабом на Ли-Бридж-роуд. — Они знали, что никаких больших неприятностей от нас ждать не стоит — ну, разве что только кто-нибудь пожалуется на шум. А вообще они считали, что если в восточном Лондоне что-то происходит и при этом никого не убивают, значит, ночь выдалась спокойная».
Во время майских праздников Энди Суоллоу помог выпустить в эфир первую кислотную пиратскую радиостанцию, Centre Force. Событие, которое сегодня никого бы не удивило, в 1989-м казалось настоящим прорывом: музыка хаус круглые сутки, семь дней в неделю, а в промежутках — анонсы рейвов и «кричащие разговоры» со слушателями, дозвонившимися на мобильный телефон радиостанции. Centre Force способствовала воспитанию чувства общности, осветившему лето 1989 года. Ее треск и шипение были слышны повсюду, где бы ты ни находился — дома, в машине, она повсюду разбрызгивала статическое электричество и искры, озаряя собой унылый городской пейзаж. Сочетание странной ди-джейской болтовни и отличной музыки было непрофессионально, непредсказуемо и абсолютно неподражаемо, и оно не только сделало владельцев радиостанции самыми известными музыкантами восточного Лондона, но еще и установило стандарт, которому с тех пор следовали все кислотные радиопираты. Летом 1989-го было просто необходимо «оставаться с нами» на волне 88,3 FM. «Лондон, ты готов?! — кричала Centre Force под нарастающие аккорды "Strings of Life" группы Rhythim is Rhythim в своей самой запоминающейся заставке. — Тогда вперед... К БЕЗУМИЮ!!!»
«Студия» — две вертушки, кассетник, мобильный телефон и список телефонных номеров, накорябанных на стене, — регулярно переезжала из одного многоэтажного жилого дома Стрэдфор-да и Поплара в другой. С одной стороны, Centre Force была частью давней традиции нарушения закона, но с другой — представляла собой нечто много большее: она задавала тон какой-то хулиганской бравады, который оказался немаловажным дополнением к настроению тех времен.
В 1964 году с корабля, стоящего на причале у британских берегов, начала свое вещание первая пиратская радиостанция — Radio Caroline. В ее эфире звучал рок и R&B — музыка, которую в то время редко передавали по национальному радио. С тех пор нелегальные радиостанции начали заполнять культурные пробелы, — основном это касалось черной музыки вроде регги и соула. То же самое произошло и с хаусом, который до 1990 года официальные радиостанции почти не транслировали: как и многие другие аспекты хаус-сцены, пиратский формат радиостанций был позаимствован у городского негритянского сообщества. Кислотный бум 1989 года спровоцировал большой подъем пиратского радиовещания, и в 1990-м министерством торговли и промышленности было проведено невиданное ранее количество рейдов на пиратские станции — 647 за один год. Технические усовершенствования не только давали возможность установить передатчик за меньшие деньги, но еще и помогали скрыть этот передатчик от МТП. Фактически пираты больше опасались других пиратов, которые могли в ходе междоусобных конфликтов украсть или вывести из строя их передатчик, чем МТП. В 1990-м правительство издало новый закон о радиовещании, который уполномочивал местные власти конфисковать радиооборудование, включая драгоценные диджейские коллекции записей, и приговаривать пиратов к тюремному заключению сроком до шести месяцев. Министр торговли и промышленности Эдвард Ли ссылался на то, что пираты вносят помехи в радиосвязь экстренных служб. «Это вам не игрушки, — говорил он. — Речь идет о человеческих жизнях».
В конце 1989 года многие пираты прекратили вещание, надеясь обеспечить своим радиостанциям легальный статус. Лондонская станция Kiss и манчестерская Sunset первыми получили лицензии на круглосуточное вещание танцевальной музыки в своих городах. Позже их дневной эфир стал более коммерческим, что позволило расширить круг слушателей и увеличить доход от рекламы, а специальные диджейские сеты транслировались по вечерам. Вскоре их примеру последовало ВВС Radio One: Пит Тонг начал вести в ее эфире еженедельную национальную передачу танцевальной музыки, раз в неделю здесь звучал диджейский час под названием «Essential Mix», с радиостанции Kiss переманили Дэнни Рэмплинга с его программой, а кроме того было открыто сразу несколько джангл- и соул-программ, что сделало Radio One главной радиостанцией танцевальной сцены. В 1992 году
В восточном Лондоне дело очень быстро приняло дурной оборот, и причина была одна — наркотики. Ист-Энд был микрокосмом, отражающим в себе всю рейв-сцену 1989 года. Все хотели экстази, а экстази был запрещен, поэтому за одну ночь возник огромный черный рынок.
В течение всего 1989 года промоутеры рейвов и полиция боялись, как бы в клубную сцену не вторглась организованная преступность, привлеченная деньгами, которые можно заработать на наркотиках, и возможностью установить новые зоны влияния. К концу 80-х организованная преступность стала синонимом распространения наркотиков, и, видя, каким огромным спросом в рей-вовой среде пользуются экстази, ЛСД и амфетамины, традиционные преступники бросали свое привычное ремесло вроде вооруженных ограблений и вступали в новый бизнес. Идеалистичный хиппи, торгующий контрабандной марихуаной в 70-х годах, остался далеко в прошлом. Как отмечает бывший лондонский гангстер Дэйв Кортни: «Сегодня про любого, кто занимается преступной деятельностью, можно сказать, что он имеет дело с наркотиками. В преступной жизни главное — деньги, а самый лучший, простой и быстрый способ их заработать — это наркотики. Люди, которые несколько лет назад ни за что не притронулись бы к наркотикам, теперь вовсю ими занимаются. Ничего позорного в этом больше нет. Никто не считает, что торговать наркотиками — это ниже его достоинства» (Tony Thompson, Gangland Britain).
Ставки резко возросли: согласно статистическим данным таможенного и акцизного ведомства, в 1995 году количество ввозимого в Британию экстази по сравнению с 1990-м увеличилось на 4000 процентов. Преступные группы принимали активное участие в импорте наркотика из Европы, они прибрали к рукам клубы, представляющие собой идеальный рынок сбыта экстази, к тому же они владели фирмами по организации охраны рейвов и собирали дань с других клубов за обеспечение «крыши». Клубная культура постоянно колеблется на грани законного и незаконного, и работники большинства хаус-клубов так или иначе сталкиваются с преступниками, потому что, если в клубе нет наркотиков, это плохо отражается на атмосфере заведения и, следовательно, на числе его посетителей. В Лондоне одними клубами заправляют известные криминальные семейства, а в других торговля наркотиками находится под контролем команд вышибал, которые берут с продавцов деньги за возможность торговать внутри клуба и пускают в ход кулаки, чтобы отвадить конкурирующих дилеров. «Когда вся эта история с экстази только начиналась, соперничающие продавцы наркотиков выясняли отношения прямо натанцполе, а это полностью противоречило принятой в клубах атмосфере дружбы и любви, — рассказывает Бернард О'Мэ-хони, бывший вышибала и член банды, контролировавшей торговлю экстази в Эссексе в начале девяностых. — Поэтому менеджеры клубов были поставлены перед жестким выбором: либо они позволяют торговать в своем клубе наркотиками и защищают своих торговцев от конкурентов, либо вышвыривают всех продавцов на улицу и остаются без единого посетителя. Ни один нормальный рейвер не желал идти в клуб, в котором дерутся и выясняют отношения, поэтому было решено, что вышибалы — это неизбежное зло, потому что только им под силу держать ситуацию под контролем. Вот тогда-то деньги и потекли рекой. Раз стоишь на дверях, значит, владеешь клубом. Раз владеешь клубом, значит, все деньги достаются тебе». В Ирландии и в Северной Ирландии поставки экстази часто осуществляются под контролем республиканских и лоялистских военизированных сил. Профессиональное заказное убийство троих оптовых торговцев экстази (один из которых помимо этого владел охранной фирмой) в Эссексе в 1995 году стало еще одним свидетельством того, каким прибыльным и серьезным бизнесом стала торговля экстази. В результате взрыва экстази-культуры, случившегося летом 1989 года, жизнь британской молодежи стала неразрывно связана с криминальной деятельностью.
32-летний Джо Вичорек был ветераном роковых концертов, он работал всюду, начиная от Bay City Rollers в 1974 году и заканчивая Live Aid в 1985-м, а также был владельцем паба на Хэкни-роуд. В 1988-м он встретил на Клинк-стрит нескольких человек, с которыми был знаком по футболу, — ребятиз«Миллуолла»и«Вест-Хэма». Сам Вичорек болел за «Тоттенхэм», несколько лет назад его пырнули ножом в потасовке с «Миллуоллом» — возможно, это сделал кто-то из тех «настоящих гребаных врагов», которые теперь танцевали рядом с ним в здании заброшенного склада. Однако на этот раз ничего не произошло: МДМА чудесным образом всех излечил. Вичорек находил устройство клуба на Клинк-стрит простым и идеальным: четыре стены, дым, стробоскоп и ритм. В начале 1989 года он начал устраивать свои вечеринки Labrynth, названные так (с искажением правописания) в честь похожего на лабиринт зала в Боу, который называли «десять комнат безумия». В отличие от пышно организованных рейвов Sunrise и Energy, в вечеринках Джо не было ничего лишнего, никаких наворотов: заглянул одним глазком в рай — и отправляйся обратно в темноту.
«Склады были самым лучшим решением. А если в здании склада имелся туалет — вообще прекрасно. Еще минуту назад помещение было пустым, заброшенным, никому не нужным, толстые богатые бизнесмены поставили на нем крест и повесили знак «продается», и вдруг за восемь часов тебе удается дать здесь людям так много счастья и удовольствия, которое к тому же почти ничего не стоит. И иногда — ну, иногда — в конце вечеринки тебе доставался маленький горшочек золота. Вот что я называю исполнением мечты».