Измененное время (сборник)
Шрифт:
И неожиданно Лидочка сказала ей:
— Подавай заявление в пансионат на июль. Смотри, что от тебя осталось. Поедем вместе. Ты хороший человек, легкий. Ничего не просишь вообще. И люди этим пользуются!
И она произнесла длинный яростный монолог о том, что Флюра прошляпила двухкомнатную квартиру! Первый из длинной серии воспитательных монологов, которые пришлось выслушать от Лидочки в дальнейшем.
Путевку Лидочка, разумеется, получила, и они вдвоем поехали на юг, в знаменитую институтскую «Волну».
Иногда Лидочка просила Флюру не приходить в их комнату после ужина, иногда после обеда, потом вообще
Тем не менее Флюра плавала, загорала, ходила в столовую, то с Лидочкой, то одна, и в кино ходила, и телевизор смотрела вместе со всеми.
Сама бы она не способна была вот так устроиться, а уж тем более без путевки поехать на курорт: раз — достала билет, два — приехала и поселилась, сняла где-нибудь койку, три — нашла себе подруг и весело отдыхает в компании.
Все в ее жизни всегда устраивали родители.
И она, сирота, была рада каждому знаку внимания со стороны Лидочки. Та орала на нее, что надо больше двигаться. Плавай, пошли, идем на шашлыки, нас приглашают.
Танцевать, правда, Лидочка ходила одна. Флюра категорически не шла.
После всего этого времяпрепровождения Лидочка заявила, что на будущий год они тоже вместе поедут туда же! Молодец женщина!
И весь год потом Флюра была счастлива, строила планы, не спала ночами, шила в уме какие-то остроумные юбки и сарафанчики для лета. Смотрела на звезды из окна — там, в той глухой местности, где она теперь жила, было потрясающе огромное небо.
Разумеется, все ее помыслы были о любимом.
Она мечтала, глядя в тихие, погожие ночи на свои блещущие светила, которые так хороши были в этой тьмутаракани на полном отшибе.
Она смотрела на небеса, погасив свет, в двадцатикратный театральный бинокль из сокровищ мамы, а иногда отнимала его от глаз, чтобы получить полную картину, и стояла, глядя на этот трепещущий карнавал, шевеля губами и бормоча, — Флюра, как многие одинокие люди, имела привычку подбадривать себя отдельными фразами вслух.
Где-то тут, в этом городе, обретался ее любимый, которого она подцепила на югах (в уме, конечно), он отдыхал в их же пансионате, невидный из себя мужчина, чуть лучше черта (опять), ибо видные были неинтересны, как неинтересна обычному человеку дорога в гору, если рядом имеется тропинка вокруг. Он был тоже в очках, как Анатолий Викторович, тоже лысоват, и вообще он немного на него смахивал.
Кстати, Лидочка, находившаяся всегда в напряженном поиске, не обратила внимания на этого мужчину.
И хорошо.
Произошел этот взрыв чувств, когда Флюра плавала в море. Он, появившись откуда-то из солнечного блеска, вдруг посмотрел Флюре в ее мокрые, слипшиеся глаза и сказал, улыбнувшись: «Салют, Флюра!»
Флюра ответила: «Салют» и едва не утонула, как-то забарахтавшись. Он проследовал дальше.
«Салют» повторился вечером у столовой.
Флюра осторожно навела справки, и выяснилось, что этот мужичок достал путевку со стороны, их, мужичково, предприятие что-то поставляло
Пока Флюра обмирала от очередного «салюта», время шло. Ничего не менялось. Хотя мужик явно вычислил ее в общем хороводе девушек и женщин, и его тихое, значительное «Салют, Флюра!» тайной парило в воздухе, создавая какую-то дугу между ними. Напряжение большой силы.
Результатом было то, что Флюра начала ухаживать за собой, делала ранним утром гимнастику, будя злобную Лидочку, затем Флюра много плавала (втайне надеясь на еще одну встречу), даже прыгала с пирса в компании детей и молодежи, с самого верхнего уровня, а потом пожертвовала хорошими джинсами, как это делала забубённая женская молодежь — обрезала штанины ножницами, причем кое-как, небрежно, под нуль, под корень, до трусиков, — а Лидочка-паучиха отсутствовала в этой ее жизни.
В целом получился такой контрданс, что — в ответ на незатейливые приветы своего любимого — Флюра росла в собственных глазах, поднималась, расцветала и как-то сказала, не выдержав, на грани сна, в полной тьме подняв голову с подушки: «Я думала, что все уже со мной кончено, а со мной какой-то тип все здоровается и здоровается!»
Лидочка в ответ только прошипела кратко, как будто саркастически засмеялась, а потом пояснила: «Ты вообще куку, мало ли кто с кем здоровается!»
После этого Флюра окончательно одичала, душевно отодвинулась от злобной подруги и все больше укреплялась в мыслях, что ее тайно любят.
Она уже держала в уме целый роман с продолжением, со встречами и звонками, с прогулками по осенней, а потом по зимней Москве, а что, на лыжах в лес! И доехала прямиком до Нового года, праздника влюбленных, с просмотром кинофильма «С легким паром!», с заливным, почему бы и нет? Та старше его на три года! Она выбирала маршруты прогулок и т. д., и все это плавая в море или бродя в одиночестве по берегу.
До чего еще бы она дошла, неизвестно, может быть, потребовала бы свидания, если бы была посмелее, ибо срок разлуки неуклонно приближался.
Лидочка же совсем сошла с панталыку, у нее ничего, видимо, не получалось с личной жизнью, она озверела и как-то походя облила грязью ни в чем не повинную соседку по столу, милую и тихую, полненькую Танюшу. Что та чавкает, как свинья. Чавкаешь целый срок, тихо и ненавистно сказала вдруг черная как головешка Лидочка (такой тип загара). Как та свиння! (Родительница у Лидочки была с юга, и у Лидочки иногда прорывались украинизмы.) Як та чучка!
Флюре стало тоскливо и неловко, неудобно, жалко было Танюшу, но и к Лидочке она была привязана по-своему, понимала ее. Что-то у нее не вышло, вот она и злобится. Лидочка неплохой, в сущности, человек, зимой в грипп навещала, не побоялась, привезла продуктов от месткома. На институтской машине приехала, это было… да, через месяц после похорон. Лидочка даже просила свою маму наметать Флюре юбку. Правда, так и не дошили.