Изменить этот мир
Шрифт:
Накатившее бешенство грозило выйти из-под контроля. С трудом сдержавшись, я скрылся за входной дверью. Можно было бы сказать этим «собаколюбителям» пару ласковых, но существовала большая опасность того, что я сорвусь, а тогда быть беде. Даже в таких примитивных бытовых дрязгах мне не хотелось светиться.
Попытавшись поговорить с охранником на эту тему, я понял, что здесь ловить нечего, и не стал продолжать. Только система штрафов может помочь, другого варианта не видно. Я не могу убивать этих людей, я слишком люблю животных, и оставлять питомцев без хозяйского присмотра для меня считалось неприемлемым. Так что эта проблема встала ребром и сдвигаться или поворачиваться никуда уже не хотела.
Оставалось доработать всего одну
День приближался к концу. Торопиться мне было некуда, разве что к Насте. Осматриваться, подбирать нужное место и контингент я начну не раньше чем через две недели. Сейчас я выделил себе отпуск. Отпуск от выявления и устранения еретиков нашего мира.
В последнее время я все реже и реже вспоминал, что считаю себя инквизитором. Гадкие люди превращались для меня в орков и слизняков, а всё вместе попадало в категорию мусора. Этот мусор мешает жить, занимая полезное место, источая зловонный запах и портя наши эстетические чувства. Но все равно я по-прежнему считал себя инквизитором, а не уборщиком или садовником – возможно, что во мне говорила ложная гордость, не позволявшая мне опуститься до каких-то там садовников и дворников. А может, мне просто нравилось это слово, в чем я все настойчивее и настойчивее пытался себя убедить. Наверно, я был прав, не давая себе нового имени: то, что имеет название, соответственно имеет форму и содержание, а я должен быть безличным, у меня не должно быть формы, не должно быть содержания. Я как туман, скрадывающий все недостатки людей и природы.
Мысли продолжали работать. Сейчас, пока я решил залечь на дно, надо не просто бесполезно ждать, а думать, выбирать. Милиция, когда соединит все возможные нити воедино, хотя, может быть, она уже их соединила, поймет, что главное место, где могут совершаться убийства – это парки и лесополосы. Мое преимущество во внезапности и неопределенности, да к тому же я не привязан к определенным дням и времени суток. Прокол мог быть на кладбище: они могли подумать, что убийца не случайно оказался там, а навещал умерших родственников. А это значит – круг ненамного, но сужается. Конечно, то, что они задержали этого еврейского парнишку, было мне на руку и в тоже время немного коробило, но теперь я уже осознавал, что меня направили на эту могилу свыше. Чем-то этот парнишка заслужил такую участь. Судьба не делает промахов.
Честно говоря, сильно я за него не переживал, потому что через две, максимум через три недели его отпустят – я найду новую жертву, тем самым сняв с него все подозрения. Но пока что извини, придется помучиться.
В очередной раз я злорадно улыбнулся. Осознавая все линии судьбы, пускай и не до конца, но в общих чертах, я радовался. Радовался тому, как все удачно складывалось. Если так пойдет дальше, то мир начнет меняться намного быстрее, главное – чтобы не в худшую сторону. Их ошибочная версия о том, что я сам напал на невинных ребят, меня сильно задевала. Если раньше меня даже оправдывали, то теперь все против меня ополчатся, и если после следующих убийств они опять будут считать, что я убиваю невиновных, это всколыхнет весь город, а тогда все дела придется прекратить. Риск будет неоправданно высок, что недопустимо
Ранний вечер, наполненный летним теплом, навевал благодушие, в котором я пребывал все время после работы. Солнце еще ярко светило на небе, а облака, аккуратно обходившие солнце, весело бежали вдаль. Эти бесконечные барашки синего неба были великолепными образами для медитации. Мне часто, даже очень часто, хотелось сесть или лечь в каком-нибудь безлюдном месте и наблюдать за облаками. Наблюдать долго-долго, погрузить в них свое сознание, объединиться с ними и лететь, лететь, лететь. Иногда, рассредоточив сознание и наполнив голову образами облаков, я летал. Летал очень долго, посматривая свысока на землю. Но земля была не важна. Важным было только небо, все, что высоко-высоко, безграничное пространство, в котором ты растворяешься, соединяясь с бесконечностью – что может быть лучше? Именно в таком состоянии может наступить прозрение. А выход из него характеризуется безупречным терпением и спокойствием. После него все в этом мире кажется неважным: действия, мысли, поступки – все принимает форму сна, который в любой момент может кончиться, развеивая образы, которые еще мгновение назад казались живыми и необходимыми.
После облаков не всегда хочется оставаться на этой земле – они приподнимают тебя, завлекают и удерживают, не давая спуститься обратно, и лишь очнувшись и посмотрев вокруг, я могу понять, что я снова здесь, на земле. Все проблемы остались при мне, ничего никуда не делось, но все равно где-то в глубине души ты понимаешь, что теперь все эти проблемы не в тебе – они идут рядом с тобой, никак тебя не задевая и не трогая. Что самое интересное, так обычно и происходит. Все проблемы и беды разрешаются сами собой, в то время как я не предпринимаю никаких серьезных усилий. Наверное, это и есть волшебство облаков. К которому может прикоснуться любой человек, но которое редко кто использует.
К Насте я направлялся в небывало добродушном настроении. Покупать срезанные умирающие цветы сегодня не хотелось – сегодня был праздник жизни, и я купил декоративный жасмин в горшочке, его цветы уже распустились, источая тонкий притягательный запах. Я надеялся, что Насте понравится мой подарок, она всегда хорошо воспринимала все мои подарки, но только узнать бы точно – не притворяется ли она? Вряд ли, конечно – если я хоть раз заподозрил бы ее в притворстве, мы бы расстались. В людях я больше всего ценю честность, все остальное уже на втором месте. И пока что, как мне казалось, поводов для сомнений у меня не было. Она была для меня идеальным партнером.
Небывалая любовь к Насте стала наполнять меня, она заполнила меня до краев и хлынула наружу. Это была божественная любовь, без всякой пошлости и низменных инстинктов. В данную секунду я любил Настю всей душой, всем сердцем, желая оказаться с ней прямо сейчас. Ноги несли меня все быстрее и быстрее, я с трудом удерживался, чтобы не перейти на бег. Интересно, ждет ли она меня или чем-нибудь занята? Вопрос, который я задал сам себе, не имел значения, и все же я его задал – сейчас мне все было неинтересно, мне хотелось побыстрее оказаться с ней.
Вот уже и знакомый подъезд. Лифт как будто ждал – он открылся прямо передо мной, не давая медлить ни секунды. Загорается кнопка седьмого этажа. «Почему же мы едем так долго?» – Я с нетерпением жду. Двери открываются, я вылетаю из лифта и звоню в дверь. Один звонок, другой, третий. Тишина. Моя любовь пытается пробиться через эту преграду, узнать, что случилось, но, похоже, никого нет дома. Обессиленный, я сползаю по стенке. С грустью я отворачиваюсь от двери и вижу, как из-за угла стенки, скрывающей пожарную лестницу, выскакивает Настя и, улыбаясь, медленно подходит, деланно не замечая меня.