Изнанка мести
Шрифт:
Стеклянная стенка лопнула, и ничего уже нельзя было сделать. Вика, захлебываясь слезами, заговорила. Начала с момента, как она распрощалась с Ольгой перед её отъездом в Турцию, и закончила сегодняшней встречей.
На историю ушло часа два. Она принималась рассказывать, а рыдания прорывались опять. Вика путалась, вздыхала, долго думала, шелестела иссохшими губами, тщетно старалась не теребить раны и не повторять по сто раз одно и то же. Она не скупилась на слова, стремясь облегчить сердце, кровоточащее сердце, разбитое вдребезги. Исторгала отчаянные междометья и скомкано горевала перед единственным человеком, который ни разу в жизни не предал её.
Наконец, капля за каплей Вика выдавила из себя тот злополучный день.
– Не плачь, – хлюпая носом, Ольга вытирала ее слезы, – все наладится.
– Я искренне сомневаюсь в этом, – Вика икнула, а капли между тем всё катились по мокрым щекам, – но я справлюсь.
– Ты любишь его, – грустно констатировала Ольга.
– С этим я тоже справлюсь, – шмыгнула Вика, слеза капнула на клеёнку и потекла ниже. – Прости. Просто временная слабость. Прости, Оль!
– Вик, прекрати! Не за что просить прощения. И не у меня. – Ольга подтянула к себе сумку и вытянула салфетку. Шумно высморкалась. – Он настоящий урод!
Вика почувствовала прикосновение теплой ладони к своему заиндевелому плечу. Её горло сжалось, и что-то, похоже, сломалось в ней. Она тут же оказалась в объятиях Ольги.
– Не плачь, Вик. Пожалуйста, не плачь. Все будет хорошо. Действительно, все устроится. Не плачь. – Ольга тихо и проникновенно что-то приговаривала, нежно похлопывая по спине, как когда-то давным-давно во время игр в дочки-матери. Вика уцепилась за подружку как за спасательный круг. Ни за что на свете не разжала бы она сейчас объятий.
– Я не могу… остановиться, – заикалась она. – Я люблю тебя, Оль. Ты одна, кто не предавал меня. Я действительно люблю тебя. Люблю. Спасибо, что ты есть у меня. Больше никого нет.
– Я тоже люблю тебя, – Ольга смахнула соленую каплю, взяла бумажный платок, промокнула влагу. Лицо её превратилось в сплошной отек: нос и глаза стали красными.
– Почему ты с Андреем? – наконец, спросила Вика.
Ольга подбоченилась.
– Я еще в Турции забеспокоилась, что ты смс-ить перестала. Звоню – недоступна. Даже обиделась. Вот думаю, Белова совсем зазналась: замуж вышла! Приехала – ты тоже не отвечаешь. Никто про тебя ничего не знает. Я к вам домой поехала. Никто не открыл. Ярослав – не отвечал. Позвонила Андрею. А он словно ни сном – ни духом. Я реально запаниковала. Потом уже он сам позвонил. Ну и всё мне рассказал. Всю историю.
Вика опустила ресницы и шепотом спросила:
– Ярослав сам не искал меня?
– Нет.
Она знала это. Но всё-равно было больно. Она закрыла глаза.
Вика не понимала, сколько времени они просидели. Наступило молчание, которое они лишь изредка разбивали короткими вопросами и ответами: «Ты есть хочешь?» – «Нет». – «Замерзла?» – «Нет». – «Чай налить?» – «Нет». – Потом Ольга встала и принялась искать заварку, кофе и, в конце концов, хоть что-нибудь съестное. Ничего, конечно, не обнаружила. Вика наблюдала за ней с изумлением.
– Ты ничего не найдешь. Я не покупала абсолютно ничего. Если здесь и было что, мыши сгрызли еще в позапрошлом году.
– Ты пробыла здесь две недели и ничего не ела? Ничего?
– Я здесь всего два дня, ну от силы три, если предположить, что я проспала, сутки не просыпаясь. Ещё сегодня утром я за водой ходила в колодец.
– Не знаю, по-моему, ты проспала десять суток кряду. Очень похоже,
Вика грустно вздохнула. Она и вправду припомнила, как несколько раз, вырывалась из забытья то ночью, то утром и никак не могла понять, какое время суток на дворе. За рассветом шла ночь, за ночью вечер. Но тогда она не зацикливалась. Просто закрывала глаза.
– Может быть, – поджала она губы. Разве имело это сейчас значение?
– Посмотри на себя, ты сдулась, словно килограмм пять просто исчезли, испарились.
Вика поднесла руки к лицу и прищурилась. Ну да, они как будто стали тоньше. Медленно поднялась. Шаркая как старуха, прошла в дальнюю комнату, где висело зеркало в резной оправе, тоже покрашенное отвратительной синей краской. Зажгла свет, нимало не удивляясь, что всё исправно работает. Да, она немного похудела. Щеки, и правда, как будто сдулись. Но не это поразило Вику, а тусклые безжизненные глаза. Глаза человека, которые отражали то вселенское горе, которое она чувствовала внутри своего сердца. Перед ней стоял маленький труп – тень некогда цветущего создания. Собственное видение в свадебном платье затмило уродство, которое она видела в зеркале. Она упала на колени и зарыдала. Скорчилась на полу, силясь остановить спазмы. Что он с ней сделал?
Подскочила Ольга, села рядом на грязный пол, обняла её и долго качала, убаюкивая как маленького ребенка. «Пойдем, отведу тебя в кровать, – вставила она между очередными всхлипываниями, – ты вся дрожишь. Здесь холодно». Она уложила Вику и долго сидела, пытаясь справиться со слезами и согреть окоченевшие руки подруги. Неужели такое случается в двадцать первом веке? Средневековая месть? И кому? Беззащитной слабосильной девчонке. Надо же так изловчиться!
Наконец, Вика заснула. Ольга вышла к Андрею. Он сидел в машине, что-то читал в планшете. Увидев её, тут же отложил его. Он был смущен, но пытался держаться уверенно. Она же чувствовала только то, насколько ей все это больно и противно. Она так устала, что не могла, да и не хотела выказывать презрение. Разве был в этом смысл? Два молодца обстряпали ловкое дельце. Ничего не скажешь – герои. Говорить ему что бы то ни было – метать бисер перед свиньями. Мерзость – она и есть мерзость.
– Ты мог бы доехать до магазина, купить чай и кофе? Каких-нибудь булочек, – Ольга прикинула сколько с собой наличных, – яблок, огурцов, овощей любых. Воду в бутылках. Денег дать тебе?
– Нет, у меня есть.
– Хорошо. Еще купи курицу. Охлажденную. И соль, – она отвернулась, показывая, что не настроена на долгую беседу.
Андрей уехал, оставив её наедине с растерянностью, злостью и жалостью. Она прошла в сени, огляделась. Какое же запустение!.. Балом правили пыль и грязь. Паутина свешивалась с балочных перекрытий потолка тонкими ниточками, царствовала по углам. Казалось, все жители старого дома: пауки, жуки, мыши, бабочки, мухи – все, кто должен обитать на природе, собрались и смотрели из углов: что она будет делать?
Правда, с чего начать? Конечно, требовалось порядок навести. Все помыть и вымести. Неужели Вика останется в этом убожестве? Вряд ли. Она присела на скамейку, но живо передумала и вышла на воздух. Пусть двор зарос, был одичалым, но хотя бы не давил темнотой. День был наполнен ароматами колокольчиков, клевера, стрекотом кузнечиков, звонами птиц, июльским солнцем. Трава стояла высоченная: в пояс, повсюду пробивались колючки, валялись какие-то балки, поломанные ветки, пустые пакеты. Сидела молча. Была возможность подумать.