Изнанка Прекрасного
Шрифт:
Конечно, я не стал ей говорить о своих планах, надеясь, что не огребу. Ну, или хотя бы надеясь, что смогу прикрыться близнецами. Классно же придумал?
Никогда не забуду ее лицо, когда она расстроенная отказом тренера, вернулась к себе домой (и между прочим, эта конопатая жопа даже с адресом мне наврала), и не смогла открыть дверь своим ключом, так как отбитые братья вытолкали ее со словами, что она здесь больше не живет.
Малышка долбилась еще несколько минут под дверью, а когда вышла из подъезда, то увидела мою довольную морду и сразу все поняла.
И знаете что,
В тот вечер после истерики с боксом мы много разговаривали.
Она, наконец-то, рассказала все. Про детство, в котором они жили достаточно скромно, где отец воспитывал троих детей, и им немного помогала бабушка. Как он развивал свой бизнес. Как они посещали спортивную гимнастику и часами зависали в гараже. Про свою первую влюбленность – раздолбанный мотоцикл (и да, я до сих пор ревную ее к мотоциклам, а еще к близнецам. Не спрашивайте – ничего не могу с этим поделать), про свою первую поездку на нем, про первое падение, травму, первую гонку и первую победу.
Про смерть отца и известие о долгах. Про Покровского, к слову, который был нашим соседом и хорошим другом моего отца. Да, он помог им в своих меркантильных целях, и я мог его понять, но все равно, когда я с ней поехал расписываться за ее последнюю гонку, не удержался и назвал его козлом. От дальнейшего сотрудничества с ним Бэмби отказалась наотрез. И я был рад.
Про институт, того парня, которого я видел возле парковки универа, который избил ее. Про реабилитацию и желание заниматься боксом для самообороны. Про перевод в другой универ. Знакомство с Нестеровыми. Про Михайлова, его подкаты и попытку изнасилования. Про очередной перевод и первую встречу со мной. Про мои идиотские шутки, над которыми же она только насмехалась, когда я думал, что она переживала и рыдала. Про желание близнецов пересчитать мне кости за то, что я докучал их сестре. Про то, как они каждый день спрашивали про меня и все время навязывали (пожалуй, это единственный плюсик им к карме). Про ее плотный график и умение засыпать везде, включая скамейку возле моего дома, где я ее и утащил к себе домой. Про сомнения относительно моих чувств к ней.
Про знакомство с моими родителями, где она обалдевшая встретила Нестеровых и моего отца, который влепил ей штраф и условку. Кстати, в тот же день я закрыл ее долг по делу. Мелочь – но на тот момент это единственное, что я мог сделать. Потом, когда она узнала про это, ругалась и ворчала, но я смог убедить ее отличным куни. Я же говорил, что у меня язык подвешен.
Рассказывала про ощущения после нашей первой близости и страх мне все рассказать. Боялась, что я откажусь от Рыжей. Ну, дурочка, ей богу. Я дышать без нее не могу.
А еще, наконец-то узнал, откуда у нее такая татуировка. И знаете что? Я то думал, что там великий смысл и космический посыл.
Черта с два! В восемнадцать она просто проспорила долбанным близнецам, и придурки придумали ей этот эскиз. Ладно, за это им еще один плюсик, так как татуировка была просто охренительная, и я любил вылизывать свою малышку не только между ног, но и проводить языком вдоль растянувшейся
А еще меня отпустила совесть, что я раньше вечно пялился на задницу Рыжей, когда еще не знал, кто она в действительности. Я то не знал, а вот мои глаза легко могли найти попку своей любимой девушки.
Да. Сейчас я могу смело сказать, что я безумно люблю Рыжую. И Бэмби. Их обеих. Или ее одну. Потому что я не придумывал образ Бэмби, просто моя малышка могла быть абсолютно разной. Когда она краснела от моих пошлых шуточек, стеснялась или скромно прижималась ко мне, она всегда была лапушкой Бэмби. А вот когда садилась за свой байк, оттачивала свои удары по боксерской груше, громко стонала подо мной или брала в рот мой член, вот тогда она была Рыжей.
Ох, минет в ее исполнении был просто шикарен. Кстати, впервые это произошло в гараже. Уж где приперло! Причем ей.
А разве я могу даме отказать?
И не важно, в какой ипостаси она была, я любил ее до дрожи во всем теле, до скрипа зубов и до адского стояка с болью в яйцах.
И… за эти пол года я так ей напрямую об этом и не сказал. Не считая того раза, когда фактически Мерч признался Рыжей в моею любви к Бэмби, мы с ней не разу не поднимали эту тему. Она к слову, тоже ничего подобного не говорила. Конопатая вообще не была болтлива на тему чувств, как остальные девчонки. Но я и не требовал от нее ничего, мне хватало того, что она была просто рядом. Со мной. И позволяла мне любить ее.
Да моей любви хватало на нас двоих с лихвой.
– Ры-ы-ыж! – позвал ее.
Я уже упоминал, что Рыжая согласилась на одну гонку – благотворительную. Как раз на открытие мото-сезона. Покровский обещал все вырученные деньги отдать в фонд помощи больным детям. Мне не особо нравилась идея участия моей малышки, но конопатая сумела уговорить меня.
Не только у меня рот очень убедительный.
– Ммм? – вопросительно замычала, стоя на коленях перед мотоциклом, оттопырив свою попку, на которую я неотрывно смотрел, сидя на капоте своей машины.
Мы уже некоторое время сидели в гараже, где она заканчивала работу с байком. У нас еще было в запасе некоторое время до гонки, и наконец-то все, включая ее братьев, свалили с горизонта.
Кир поехал в больничку за своей колясочницей, а Макс – за Никой в аэропорт. Все наши друзья обещали быть на ее заезде и поддерживать.
Скорее, успокаивать меня.
– Иди ко мне.
Бля, неделя почти воздержания давала о себе знать, и яйца ныли.
– Подожди, только цепь верну на место.
– Давай потом, – спрыгнул я с капота и одной рукой подхватил ее под живот, поднимая и поворачивая к себе.
– Эй, ты чего? – взвизгнула она, когда я же потянулся к ней с поцелуем.
Мля-я-я… какой же кайф!
– Хочу тебя. Из-за чертовых близнецов у меня яйца разрываются от спермотоксикоза, – одной рукой плотно удерживал ее за затылок, исследуя в миллионный раз полость ее рта, а второй потянул молнию на тех самых кожаных легинсах-стрингах.
И да, я обожал эти штаны. А еще отодрал ее в том красном шелковом платье, в образе выпускницы, и в некоторых других, которые я не видел ранее.