Изнанка желаний
Шрифт:
И только на эскалаторе я догадался глянуть на перстень. Как-никак именно он связал меня с Изнанкой и являлся наиболее заметным внешним атрибутом моего нового звания.
Голубому камню, оправленному в перстень, было несладко. Паутина, замеченная мной ещё у дома, разрослась, её нити налились темнотой. Хуже того, он потускнел. В его глубине поселилась едва заметная сероватая хмарь.
Эти преображения мне совсем не понравились. У меня не было причин не верить Бехемоту и Рите насчёт важности кольца, и я готов был принять, что колдовство поместило в него мою душу. А
Сойдя с эскалатора, я встал на платформе. Дождался поезда, обретя в толпе ехавших домой после рабочей рутины спасение от лишнего внимания.
Я мог без помех крошить кирпичи голыми руками. Был способен разгоняться до скоростей, которые заставили бы бегунов мирового уровня посереть от зависти. Исправно исцелял травмы, даже не задумываясь над ними. Может, даже отрастил бы конечность, если бы потерял её (проверять это я, конечно же, не собирался).
А взамен у меня откусывали кусочки души. Или она истощалась. Или её потихоньку растворяло.
Но судя по тому, с какой небрежностью Рита разбрасывалась огнём, существовал способ нейтрализовывать уничтожение духа. И если вспомнить, о чём она трепалась с Бехемотом…
Я горько ухмыльнулся. Ну как же иначе? Делай добрые дела, а вернее — убивай злыдней, и непременно последует награда. Как хорошо, что я уже присмотрел первую цель!
Ублюдок Диптер меня подставил. Направил прямиком к тем, кто убил бы меня без долгих раздумий. И хуже всего то, что я засветился перед миритритками. Как конченый придурок. Повезло ещё, что в лицо меня видела только Алина. А на камерах будет запечатлён лишь какой-то подозрительный хмырь, который ходит в капюшоне, несмотря на летнюю жару. А также толкает бедных слабых девочек.
Наверное, в этот момент как раз уламывают охранников Плазы, чтобы показали записи с камер. Могут сказать, что я тянулся к кошельку Алины. Или что я буйный поклонник, который не раз угрожал ей расправой, если она не станет со мной встречаться. А то и вовсе ничего не скажут. Проведут ладонью, заворожат парней, и те притворятся мебелью, пока волшебницы будут хозяйничать в комнате наблюдения.
Как поступил бы на моём месте главный герой какой-нибудь влажноватой повести? Например, припёрся бы к местному криминальному авторитету, расправился бы с его охраной да и отжал бы весь подпольный бизнес. Заимел бы новую квартиру, тачку, потрахивал бы дочь бывшего босса, которая в эдакого удальца влюбилась бы с первого взгляда.
Увы, подобный сценарий мне не по зубам. Во-первых, я не знал ни одного важного бандита. Во-вторых, проверять, спасёт ли регенерация от пули в затылок, как-то не тянуло. В-третьих, резкая рокировка власти неизбежно привлечёт внимание, поползут слухи, дойдут до волшебниц — и кранты мне.
Сейчас важно затаиться. Выход на меня имели Бехемот, которому болтать обо мне было равносильно смерти… и Диптер. Его я пришью, а дальше заживу совершенно нормальной жизнью. Буду изредка снимать кошек с деревьев и давить слабеньких демонов.
И всё бы ничего, но не об этой жизни я мечтал. Не о том, что забьюсь в угол и буду трястись от малейшего
Наполеоновские планы не мешали прикрывать перстень от взглядов людей, ехавших со мной в одном вагоне. Мало ли какие совпадения бывают.
Рита звала лишённых магии обывателей куклами. Правильно, чем ещё играть девочкам, если не куклами? Такое прозвище многое говорило о порядках, царивших среди волшебниц. Презрение к людям ещё никого до добра не доводило.
Двор родного дома встретил меня необычной оживлённостью. Мигала синими огнями скорая помощь, рядом пристроилась пара полицейских машин — пожилой бобик и молоденькая лада веста.
Сердце ухнуло в пятки, когда я заметил на тротуаре у соседней парадной кровавые разводы. А возле них — полиэтиленовый мешок с уж больно характерными очертаниями.
Мрачные мужчины в форме отгоняли зевак. Один полицейский фотографировал сцену, второй — записывал протокол. Другие… я не обратил внимания на других.
Поймал смутно знакомую тётку, с которой иногда перебрасывался парой слов. О погоде, о школьной форме её детей, о болезни собаки — с её стороны, поддакивания — с моей. Но сейчас меня волновала не погода.
— Что тут случилось?
Тётка заохала, не то правда переживая, не то раззадоривая себя перед ближайшими неделями сплетен.
— Толяныч, хрыч сраный! Добухался-таки, скотина. Мне Люда говорит: вышел, шатаясь, пристал к Лёшке — это который из четыреста второй… был. Ну слово за слово, что-то придурку не понравилось, он возьми да вытащи кухонный нож. И зачем брал? Точно зарезать кого-то хотел. Вытащил — и бить, бить. Как заведённый. А у самого рожа такая, словно шарики за ролики закатились…
Она ещё продолжала что-то говорить, обсасывать подробности, добавлять выдуманные детали. Но я её уже не слушал. В висках шумела кровь.
Негодный материал, сказал Диптер. Нестабилен.
Что, мудила, доигрался в бога? Разрешил проблему, договорился с демоном? Как там свет, ещё не льётся из задницы?
Я рванул к своей парадной, заскочил внутрь. Зубами отбил формулу перехода. Мир привычно размылся.
Я ринулась в соседнюю парадную. Туда, где жил Толяныч. Беспомощно пискнул домофон, когда я рванула дверь на себя. Этажа я, конечно, не знала, потому промчалась по всем девяти. Нигде не было и следа Диптера.
Так ведь он наверняка вернулся к насиженному месту. Подумал, что я уже не вернусь. Подтолкнул Толяныча к убийству — мелочная месть за испытанное унижение. И уполз на любимую дверь.
Я перепрыгнула через перила и ухнула с девятого этажа. Приземлилась на колени, скрипнувшие болью, отбросила её, как нечто совсем не существенное.
Значение имела только смерть человека. По моей вине.
К своей лестничной клетке я подбиралась, словно тигр, крадущийся к антилопе. Медленно, стараясь не издавать ни звука. Пригибалась зачем-то, хотя уж это-то лишнее.