Изнанка
Шрифт:
С улицы Айвазовского колонна свернула направо и, пропетляв ещё минут двадцать по дворам, выбралась на просторную улицу, что огибала спальный район по дуге. Мертвецы поплелись через дорогу к одиноко стоящему высотному зданию, облицованному грязно-розовыми каменными плитами. Иван же, наблюдавший за ними из-за угла, не двинулся с места, а когда Андрей подобрался к нему поближе, он оглянулся и шёпотом выдохнул:
– Мы на месте.
– Это и есть больница?
Поводырь кивнул, ещё раз окинул взглядом улицу и предложил:
– Давай-ка зайдём немного с другой стороны. Там есть удобное место понаблюдать.
Милавин
Они обогнули развалины, за которыми прятались, и вышли на улицу чуть в стороне. Здесь поперёк проезжей части стоял ржавый остов рейсового «Икаруса». Оконных стёкол практически не было, только покрытые паутиной трещин обломки ещё торчали в углах искорёженных рам. Некогда ярко-оранжевые борта теперь стали чёрно-коричневыми от разъевшей их ржавчины. А резина выгнутой гармошки безжалостно полоскалась, хлопая по ветру рваными лохмотьями. Двери автобуса стояли распахнутые настежь, однако Иван не стал забираться внутрь.
Вместо этого он присел у безнадёжно спущенного колеса, снял с шеи автомат, стянул ранец и винторез, что болтался всё это время за спиной, проверил оптический прицел, вставил полную обойму на десять патронов и только потом оглянулся на напарника.
– Подсади наверх.
Андрей подставил ему колено, потом плечо, и Поводырь выполз на крышу автобуса. Милавин ожидал, что проржавевший металл отзовётся грохотом и скрежетом, но у Ивана всё вышло практически беззвучно. Около минуты Андрей просто ждал, сидя на корточках возле спущенного колеса с пистолетом в руках. Потом над краем крыши показалась голова и правая рука напарника.
– Ранец и автомат – шёпотом коротко распорядился он.
Милавин подал ему требуемое.
– Теперь сам, только тихо.
Андрей ухватился за протянутую ему руку и стал карабкаться наверх. Так же беззвучно, как у Ивана, у него не вышло. Уже перевалившись грудью на крышу, он левой ногой зацепил кусок оконного стекла остававшегося в раме и тот с противным дребезгом посыпался на асфальт.
– Замри! – тут же прошипел ему Поводырь.
Милавин так и застыл, держась двумя руками за край потолочного люка, верхняя часть тела – на крыше, а ноги свисают вниз. Иван выждал некоторое время, потом осторожно переполз на противоположный край, где лежал винторез. Приложился к оптическому прицелу, наблюдая за больницей. Андрей не двигался с места, старался даже не дышать, хотя плечи тут же заныли от усталости, а пальцы рук стремительно немели на холодном ветру. Только через несколько секунд, Поводырь оглянулся и кивнул ему. Милавин с трудом подтянулся на руках и выбрался на крышу. Дав себе немного отдышаться, он подполз к Ивану.
Андрей тут же понял, почему Поводырь выбрал именно эту позицию, а не затаился внутри автобуса, как сделал бы любой снайпер. С этого места отлично просматривались и сама больница, и прилегающий к ней обширный двор. Немного мешали только деревья, растущие между тротуаром и забором, огораживающим территорию больницы. Но в силу того, что листвы на сухих ветках не было вовсе, они почти не заслоняли обзор.
Первое, что сделал Андрей, это внимательно изучил деревья, силясь рассмотреть в них человеческие фигуры. Однако перед ним были просто старые тополя с по-осеннему голыми ветвями. Ничего необычного, чего
Весь комплекс больничных зданий был цел и невредим. Кроме несколько выбитых стёкол, никаких других разрушений видно не было, ни обвалившихся этажей, ни зияющих проломов в стенах. Серо-розовыми рублеными уступами, больница возвышалась над остальными развалинами, как будто бросала им вызов, на который никто не в силах был ответить. Это само по себе казалось удивительным, но когда Милавин перевёл взгляд на больничный двор, огороженный по периметру двухметровой металлической оградой, у него перехватило дыхание.
– Господи! Сколько же их там?
– Пятьсот или шестьсот. Не меньше, – откликнулся Иван, не отрываясь от оптического прицела.
Больничный двор был заполнен мертвецами. Они стояли тесной толпой от самых ворот и до ступеней крыльца. Кто-то неуклюже переминался с ноги на ногу, кто-то кружил, бесцельно переходя с места на место, но большинство стояли неподвижно. Мужчины и женщины, старики и молодёжь, совершенно по-разному одетые, они, тем не менее, выглядели одной единой массой, всё из-за выцветших до белёсой пелены глаз, бездумно таращащихся в пустоту, и пепельно-серых обескровленных лиц. Колонна новоприбывших вошла через распахнутые ворота. Мертвецы увязли в тесной толпе своих собратьев и остановились, только чернявый мальчишка в больничной пижаме продолжал идти вперёд, не останавливаясь. Ему не приходилось проталкиваться, толпа хоть и медленно, но расступалась перед ним, чтобы тут же за его спиной снова сомкнуться. Мальчик шёл к больничному крыльцу.
– Как такое возможно? – Андрей всё ещё не мог поверить собственным глазам.
– Лёха же объяснял, Пожиратель не съедает души целиком, – напомнил Поводырь, наблюдая за мальчишкой в прицел. – Может, не хочет, а может, не умеет. Какая-то часть от каждой души остаётся. Но это уже безвольная оболочка, не способная думать или чувствовать.
– То есть это его… объедки?!
– Тихо! – шикнул на него Иван. – Не шуми. Что-то вроде того.
– А где остальные дети, про которых Сашка говорила? Ты их видишь? – Милавин понизил голос.
– Пока нет… О-па! Нашего парня встречают.
Андрей снова перевёл взгляд на больничное крыльцо. У него не было оптики, но даже невооружённым глазом он заметил, как стеклянные двери центрального входа больницы разошлись в стороны. Из темноты внутренних помещений кто-то вышел. Кто, было не различить, фигура человека всё ещё оставалась в тени, отбрасываемой бетонным козырьком подъезда.
Иван щёлкнул предохранителем и, оттянув рукоять затвора, дослал патрон в патронник винтореза.
– Думаешь, решить всё одним выстрелом? – осторожно спросил Андрей.
– Вдруг повезёт… – едва слышно выдохнул Поводырь, не отрывая глаза от прицела.
Тем временем чернявый парнишка начал подниматься по ступенькам. Ему навстречу из тени выступила одинокая фигура. Встречающий оказался всего на голову выше десятилетнего мальчика.
«Он что карлик? Или ребёнок? А может быть женщина?» – сколько не старался Милавин не мог различить никаких деталей. Слишком далеко. А дёргать вопросами Ивана, он побоялся. Тот даже дышать перестал, слившись с винторезом в единое целое.