Изнанка
Шрифт:
Миссия Иванова неминуемо закончилась бы провалом, если бы не подвернулся ему Бойкий. Чужие в Долдом приезжали редко. Адвокату было скучно без общения, и он с удовольствием взялся помочь Иванову. С главного проспекта они какими-то забытыми богом переулками выехали на привокзальную площадь – оказывается, в Долдоме была железнодорожная станция. На привокзальной площади стоял памятник великому русскому сатирику Салтыкову-Щедрину. Когда-то выдающийся мастер сатиры задумал написать «Историю города Глупова» и «Пошехонскую старину». Опытному сыщику Иванову не надо было объяснять, какой город послужил ему прообразом Глупова.
Опять Иванов не понимал, что происходит. На его вопросы и предъявление удостоверения люди никак не реагировали. Они разговаривали между собой, повернувшись к Иванову задом. В дело вступил адвокат, который тоже стал говорить, как бы забыв про Иванова. Иванов сидел, Иванов стоял, он уходил к себе в машину. Ничего не менялось. Оглядывая зеленеющие бугры Долдома, Иванов думал: «И это в двух шагах от Москвы! А что же там дальше?»
Долдомцы, сколько себя помнят, занимались мехом и обувью. Славились местные кустари-одиночки, крупных производств не было. Этим же увлекались и все окрестные деревни, потерявшиеся в непролазных болотах. До сих пор есть деревня Кокошки – «на всю Россию сапожки», – такой был у них рекламный слоган лет двести назад. Даже семьдесят лет советской власти не вытравили пристрастие местных жителей к обработке кожи и меха. Поэтому итальянцы очень правильно выбрали место для новой обувной фабрики. Исторические хроники Долдома, который первым воспел Салтыков-Щедрин, у автора еще только в проекте, поэтому не будем отвлекаться от покровских хроник.
В долдомском стиле – по возможности не говорить приезжему ничего. Иванов и не понял, что произошло, когда они снова поехали по деревенским улочкам. На фабрике кто-то из фабричного начальства долго-долго говорил с разными сотрудниками, и наконец к Иванову вышел дядя Вася.
– Вся эта партия обуви уничтожена, – первый раз за день Иванов услышал нечто вразумительное. – Уничтожал вот Василий Петрович, он подтвердит.
– Ну, поехали.
Иванов посадил дядю Васю с собой, и они поехали километров за двадцать от города по бесконечным болотам и лесам к огромной свалке.
– Ут тут усё и было. Усё сгорело. Прямо сполыхало.
Свалка как свалка. Копошатся бомжи, которые тут же живут в самодельных шалашах и палатках. Посреди помойки – грандиозное пепелище. Иванов с дядей Васей, морщась от вони, прошли к нему. Остатки сгоревшего картона, куски подошв, запах горелой кожи и даже дырочки для шнурков, которые не сгорели. Ни одна экспертиза на планете Земля не определила бы ничего, кроме сгоревшей обуви. Станиславский пустил бы слезу и сказал бы: «Верю!»
Поверил бы и Иванов, если бы не держал в папке отпечаток целой пары не сгоревших в этой геене огненной ботинок. Перспектива возвращаться сюда еще несколько раз взбесила Иванова. В академии он немного увлекался боевыми искусствами востока. Он попытался дышать как самурай, но его легкие набирали только дух помойки. Тогда он решил
Отъехав километр по совершенно пустой дороге, Иванов остановился на обочине, подвел дядю Васю к небольшому болотцу, где труп Василия Ивановича найдут только к следующему ледниковому периоду, и дослал пулю в ствол своего «макарова». Плотно прижав пистолет к ребрам дяди Васи, чтобы не летела кровь, он и сам поверил, что выстрелит, если ответ будет такой же, как раньше. Ему совсем было не жалко этого придурковатого жителя болот.
– Где ботинки?
– Уехали в Покров. Усе.
– Кто, что знаешь?
– У ихнего коммерсанта был красный «Фольксваген-Пассат», 95 года выпуска, номер 437 уе 50.
Тут Иванов понял наконец то, что, видно, так и не понял Салтыков-Щедрин. Долдомцы умные, смекалистые люди. Маску идиотов они одевают только для пришельцев, которых боятся еще с каменного века. Не доверяют они пришлым, и все тут.
По дороге он запросил проверить красный «Фольксваген», номер 437, 50 уе.
– Что, дашь 50 уе за пробивку номера?
– Ничего ты не получишь, это номер такой 50 – область, а известные буквы – уе.
Голос в трубке слегка огорчился, но потом быстро ответил:
– Тут и пробивать не надо. Это номер машины Львова.
– Города? – пошутил Иванов. Львов был известный в Покровске бизнесмен.
– Так же, как твои уе – деньги. Человека. Пока, до связи.
Иванов довез дядю Васю до дому, купил ему из своего скромного жалования бутылку водки местного разлива, а вторую взял с собой как сувенир. Водка тут уникальная, потому что вода, как говорит дядя Вася, у них особенная. В местных болотах.
Наступило послезавтра, и дни пошли чередой
Для бизнесмена Львова хорошие дни закончились так же неожиданно, как и начались. Утром его разбудил участковый, стоявщий с повесткой на лестничной клетке. Там было предписано срочно явиться в Покровский ОВД. Делать было нечего. В сопровождении своего участкового он поехал на другую сторону шоссе в милицию. По дороге он хмуро думал, какие налоги не заплатил, кому перешел дорогу, и много других мрачных мыслей приходило ему в голову.
Иван Гурченко встретил его радушно.
– Хочу предупредить вас, свидетель, об ответственности за дачу ложных показаний. Распишитесь вот здесь.
«Мало на меня всех собак вешают, хотят еще и убийство повесить», – подумал Львов.
– Укажите точно, где вы продавали вот такие итальянские ботинки долдомского производства.
Львов облегченно вздохнул: обычный наезд конкурентов.
– Да, и еще хочу предупредить вас о неразглашении тайны следствия на время розыскных мероприятий.
– Записывайте: все ботинки проданы в Доме ученых на открытых распродажах. Сертификаты качества имеются.
– Ни хрена у тебя не имеется. А вот у меня имеется документ о полном уничтожении всей партии ботинок. Ты продавал несуществующие ботинки?
Львов понял, что дело хуже, чем он думал. Надо было уходить во второй эшелон обороны.
– У меня есть накладная от долдомской фирмы-посредника, от нее и сертификаты, так что я торгую на законных основаниях.
– Ты, Львов, чего-то не понимаешь. Я ведь убийство мэра расследую, а не воровство ботинок.