Изнанка
Шрифт:
– Иванов, я убью тебя! Я сто раз говорил, чтобы сняли отпечатки везде, и под капотом в первую очередь. Бегом иди к экспертам и снимай все, что там внутри. Да смотри, чтобы все бумажки были оформлены как надо. Я не хочу на суде слушать, что улики добыты незаконным путем.
Гурченко погрузился в размышление о завтрашней встрече с Волковым. Что он скажет о том, где был? У бабы? Всегда есть свидетели, соседи, камеры наблюдения и прочая ерунда. Даже если ее научат болтать как по писаному протоколу, где-то что-то не сойдется. А дальше дело техники, как колоть. У своих коллег из ГИБДД Иван знал, что в поселок Войлоки
– Иван Алексеевич, вы были правы, есть отпечатки под капотом.
– Тех, кто за рулем, или те, что на канистре?
– Другие, и тоже свежие.
– Ну, это какая-нибудь автомастерская. Их тут тысячи в округе. Пойди найди. Но все-таки кое-что.
– Уже ищем по базе, – доложил довольный Иванов.
– Действуй, и копию мне, лично.
– Будет сделано.
Копия отпечатков пальцев быстро нашлась в компьютере «не для всех». Иван нисколько не удивился, только обрадовался. То, что в городе работают врачи-убийцы – это странно, такое он видел лишь в американском кино. А вот то, что есть люди, которых советское государство выучило профессии убивать, и такому человеку хочется работать по специальности – это не странно. Максимов, конечно, был в картотеке Гурченко. Странно другое: два таджика, фотороботы которых висят по всему городу, – Геморроев и Максимов? Оба явно имеют отношение к этой «шестерке».
Гурченко нажал на селектор.
– Иванов, на завтра приглашай Волкова, а Максимова прямо сейчас, побыстрее.
– А когда Волков придет, с невидимой краской попробуем?
– Я должен официально снять отпечатки с его ботинок, чтобы все было готово. Слышал?
– Так точно. Выполняю.
Максимов очнулся в больнице, утыканный иголками и обвитый трубками. Был солнечный майский день. Симпатичная медсестра читала какую-то медицинскую книгу. «Сестренка умная, – решил про себя Максимов, – не глянцевый журнал читает, а медицину учит».
– Сестра, давно я здесь? – поинтересовался пришедший в себя Максимов.
– Вы очнулись, как хорошо! И в мою смену.
– Как я сюда попал?
– Скорая привезла. – Сестра посмотрела какие-то бумажки. – А вы здесь прямо с того дня, как убили мэра.
– Мэра убили???
– Да, вы ведь не знаете. Застрелили его.
Максимов удивился, что мэра убили без него. Сестра-практикантка подумала, что есть чему удивляться. Не каждый день мэров убивают.
– А как третья школа?
– Работает прямо с того дня. Завтра последний звонок.
– Ну и слава богу, – сказал Максимов и снова отключился.
Иванов вбежал к Гурченко в кабинет, не забыв для порядка постучаться.
– Иван Алексеевич, а Максимов в больнице, в реанимации. С того дня.
– Что, нервный срыв?
– Что-то вроде, я не разбираюсь. Он же контуженный. Только он убить никак не мог. Он в реанимацию попал часов в пять утра.
– Час от часу не легче. Если так, то у тебя сегодня все меняется. Что с пулей?
– Вот,
– Это уже кое-что. Прямо сейчас договаривайся и езжай в Мнимовск. Тут ехать-то двадцать минут.
Мнимовск встретил Иванова приветливо, даже, можно сказать, любезно. Директор завода, по некоторым сведениям, и хозяин, встретил машину Иванова на проходной. За директорской машиной Иванов легко проехал по территории огромного завода, когда-то крупнейшего в мире по производству патронов. В директорском корпусе несколько сотрудников занимались своими делами и совершенно не мешали разговору.
Директор завода был плодом любви южноамериканца и сотрудницы советского посольства. Звали его Алексей Фернандес. По-русски он говорил не хуже Иванова, но и по-испански говорить умел. Расположив Иванова поудобней, он налил ему крепкого душистого чая и только тогда спросил:
– Что привело к нам лейтенанта милиции?
– Вопрос вот по этим пулям. – Иванов достал увеличенные панорамные снимки пуль.
Фернандес внимательно рассмотрел фотографии. Сказал: «Не может быть!» Позвал кого-то по телефону. Появился заслуженный дядечка с протертой книгой в синем халате и очках. Вместе с Фернандесом они склонились над книгой, обмениваясь загадочными словами «три риски, три риски». Затем служащий оставил книгу, сказал, что за ней зайдет, и ушел.
– Вот в чем дело! Сначала о патронах. По технологии, в каждой партии мы должны брать определенное количество патронов и отстреливать их. Когда отстреливать – работа, людей стрелять не заставишь. Тогда я и вспомнил, как Том Сойер покрасил забор, и решил превратить наказание в развлечение. Я приглашаю людей пострелять в тир. Судя по рискам на пулях, это предновогодняя партия. 30 декабря выпущена. Я тогда позвал компанию знаменитых людей – там был главный редактор газеты «Столичный юнкер» Уткин, певец Блесняков-младший, депутат ваш, Бездриско, приехал.
– Он ваш, а не наш. Мы за него не голосовали.
– Странно, а у нас считают, что за этого козла голосовали не у нас, а в Покровске. Хитрый, как лис. И злой всегда, наверное, потому что не пьет. Так вот, история такая. Все отстрелялись, взяли на память по пустой гильзе, а ваш Бездриско...
– Это он ваш, Бездриско.
– А наш Бездриско говорит: а не дадите ли на память маленькую коробочку патронов, она как раз осталась. Я говорю: это подсудное дело – хранение боеприпасов. А он мне: у меня же депутатская неприкосновенность. Мне, мол, можно. Ну, дал я ему коробочку. Остальные расстреляли еще тогда. Значит, это пули из той коробочки. По журналу так выходит.
– Это вы в суде подтвердите?
– Нет, не подтвержу. У меня на суды аллергия.
Ходили слухи, что Фернандес, приехав в СССР, быстро попал в тюрьму за буржуазную пропаганду. Парень никак не мог смириться с совковой системой.
– Нет, в суды я не хожу. А в остальном – милости просим. Пострелять в тир приходите, как новая партия патронов выйдет.
– Непременно приду. Зовите, как надо будет отстрелять пробную партию. Вот моя визитка. Всего хорошего.
Фернандес проводил гостя до машины и позвонил на проходную, чтобы его выпустили с завода.