Изображая муху

Кери Игорь

Что может быть более захватывающим, чем спектакль под названием “жизнь”. Мальчики с детства играют в войну, изображая бесстрашных полководцев, девочки – в куклы, изображая своих матерей. Но вот дети выросли, однако играть не перестают, изображая персонажи, на которые они стремятся походить. Хорошие актёры становятся президентами, плохие-сантехниками, а те, кто не стал ни тем, ни другим, становятся критиками. Кто-то же должен грамотно объяснить, как случилось, что хороший актёр стал таким, каким он стал. Вопрос же “Почему плохой актер стал сантехником?”, вообще никого не интересует. Ну, может только самих сантехников.

Председатель наблюдательного совета Красницкий Иван Евграфович, сидевший во главе стола, чуть кашлянул, заставив

замереть по команде "смирно”, всех сидящих за столом заседаний. Будучи, как говорят монахи, “в миру” министром автомобильных дорог, он сразу хватается за вожжи управления совещанием. Министр может изображать кого угодно и когда угодно. Может у них в министерствах этому учат, а может им это дается уже при рождении. Короче, министр изображает сегодня Эркюля Пуаро, роль которого в своё время гениально сыграл Дэвид Суше. Приглаживая несуществующие усы, он вкручивается в меня таким взглядом, что если бы это было сверло, то я бы сразу превратился в дуршлаг Вопрос отточенный годами, проведенными в министерстве, звучал подчеркнуто угрожающе, при всей его банальности:

– Я хочу спросить, чего, собственно, Вы добиваетесь?

Не имея возможности отговорить его от “желания спросить”, я решил применить макиавеллевские правила одного из моих клиентов, который долгое время проработал в министерстве иностранных дел.

Правил было два:

1. Никогда не отвечай на заданный тебе вопрос словами «Да» или «Нет.»

2. Если вопрос задан так, что невозможно не ответить словами да или нет, вообще не отвечай, а задай встречный вопрос или ответь на то, о чём тебя не спрашивают. Судя по тому, что клиент занимал в министерстве солидный пост, правила работали.

– Я уверен, что девушек нужно поощрять за то, что они научились делать хорошо.

– Вот даже как! И Вы учите их, как делать хорошо?

– Это моя профессия!

– Надеюсь, что все они хотя бы совершеннолетние?

– Как правило, из совершеннолетних редко получаются чемпионки. К тому же с возрастом шансы сделать карьеру в зарубежном клубе стремятся к нулю.

– То есть Вы их готовите на экспорт?

– Судьба спортсменок непредсказуема, поэтому я не исключаю и такое.

Воспользовавшись паузой, образовавшейся из-за того, что министр запивал, полученную от меня пилюлю, минералкой, в разговор вступил президент федерации. От тоже решил изображать из себя следователя, но такого, который наконец-то заполучил к себе на допрос матерого рецидивиста. Подражая Глебу Жеглову («Место встречи изменить нельзя») и не менее чем, он просипел:

– Мне сообщили (а в переводе с чиновничьего языка на простонародный– "донесли”), что во время тренировок ты частенько упоминаешь фамилию “Барнулли.” Может прояснишь нам кто это?

– Не Барнулли, а Бернулли. Это, ну как бы сказать пообразней, Ян Уве Вальднер (легендарный игрок в настольный теннис из Швеции, прим. автора), но только в математике.

Министр, отставив недопитый стакан, снова ухватился за ремень допроса.

– Я могу и по своим каналам выяснить какие у Вас дела с этим итальянцем, но хочу это услышать от Вас это здесь и сейчас. Предупреждаю Вас, что информация, которую Вы, сообщите будет тщательно проверена на предмет правдивости.

Тут было над чем поразмыслить. Если сейчас я начну подробно рассказывать про семейство Бернулли, которое в течении трёхсот лет давало миру великих математиков, разговор не только затянется, но может попасть в такое болото, в котором я завязну “по самое не могу.” Поэтому, памятуя что краткость в среде чиновников, объясняемая, прежде всего скудостью их воображения (но при этом поощряемое начальством) обычно приветствуется, говорю:

– Я занёс в формулу Бернулли показатели успешности выступлений спортсменов, чтобы определять, таким образом, вероятность их будущих побед.

– Напишите на бумаге эту формулу, чтобы секретарь заседания зафиксировал её в протоколе.

– Ага, счас, думаю я. Так я Вам и принёс

ключ от сейфа, где лежат мои денежки.“ Делаю вид, что мучительно вспоминаю содержимое формулы и говорю, что предварительно должен свериться со своими записями. Министр, однако, таким ответом не удовлетворяется. Тем более, что ответ прозвучал не так, что к нему можно было прицепиться и продолжать раскручивать обвиняемого (При этом презумпция невиновности на меня конечно же не распространяется. Я же не ровня ему, в конце концов.). Поэтому он берет в руки мобильный телефон, вроде бы намереваясь позвонить куда-то, и глубокомысленно произносит: "Очная ставка всё расставит по своим местам.”

– Вряд ли Якоб даст показания, – удрученно заявляю я.

– Это ещё почему? – насупившись вопрошает министр.

– Ну как же? Он ведь умер!

– И когда же он успел это сделать?

– В 1705году.

Если бы это была очередная серия из сериала “Обмани меня”, то лицо министра вывели бы крупным планом на экран с объяснением гримасы полнейшего разочарования. Однако, министром так запросто не станешь. Нужно уметь не только делать важное лицо, но также делать его в нужном месте и в нужное время. И он, конечно, не ударил им в грязь.

Несмотря на это некоторая заминка все же образовалась. Для ликвидации ее последствий, вперед ударила тяжелая артиллерия в лице помощника председателя наблюдательного совета, который одновременно являлся помощником министра. А как же иначе? Аркадий Львович, розовощёкий 36-летний пончик, с уже наметившимся брюшком, свидетельствующим об окончательной победе умственного труда над физическим, начал своё выступление, с присущим ему, темпераментом и напором. Вообще-то без малого двадцать четыре года Шпажков гордо носил фамилию Эвельсон, но удачно женившись на дочери тогдашнего министра железнодорожного транспорта, взял фамилию жены, чем несказанно угодил тестю, денно и нощно переживающего за безвозвратную утрату, для будущих поколений, своей фамилии. “Особо хочу подчеркнуть», с пафосом произнёс он, «БЕЗОГОВОРОЧНЫЙ АВТОРИТЕТ Председателя Наблюдательного Совета федерации. Все отчётливо понимают, что судьба вида спорта в прямом и переносном смысле находится в его руках. Полностью отдаю себе отчёт в том, что имя Ивана Евграфовича, его личное участие и руководство федерацией позволяет спорту идти вперёд и развиваться. Спортивная общественность выступает резко против содержания письма и осуждает его. Наш единодушный вывод: "Такие письма дестабилизируют ситуацию в федерации”.

Ушат его славословий поверг меня в ещё большее уныние. Я бы с удовольствием покинул это гостеприимное место. Боюсь одного – не поймут, как пить дать. Тем временем эстафету высокопарных высказываний подхватил исполнительный директор федерации заявив, что министр является правой рукой президента Страны и что уже не далеко то будущее, когда эта рука будет неотделима от остальных частей тела. Не хватало только бурных аплодисментов для полного воссоздания партийного съезда эпохи застоя. Не знаю. Может быть дошло бы и до них, но как говорят англичане всегда есть какое-нибудь “но”. Вибрация мобильного телефона, лежащего на столе перед министром, принесла с собой долгожданную паузу и перерыв в работе “прокурорской коллегии.” После разговора по телефону, министр объявил о том, что произошло ДТП с участием множества автомобилей и ему необходимо побывать на месте происшествия. В отсутствии министра, разбирательство решили отложить. Я так понимаю, из-за невозможности принять решение, которое министр может в случае чего не одобрить. Я не скрывал своего счастья от осознания того, что все закончилось. Однако, президент сказал, что мой вопрос опять будет включен в повестку следующего заседания и мне сообщат, когда это произойдет. Я вылетел из зала заседаний с такой скоростью, что мне бы позавидовала пробка из бутылки шампанского. Кикелка впопыхах отключила переговорное устройство, по которому она, конечно же, подслушивала все, что происходило в зале заседаний.

Конец ознакомительного фрагмента.