Изобретательница динамита: Оригиналка
Шрифт:
— Вижу, — отзывается сестра, не поднимая глаз. Еще один листок скомкан и брошен в кучу.
Иду снимать куртку. Потихоньку забываюсь и успокаиваюсь. В конце концов, я дома. Никто пока не умирает. Все хорошо.
Замечаю, что в прихожей очень пыльно, да и с обувью мы в последнее время натаскали много грязи. Иду в ванную, набираю ведро горячей воды. Из кладовки достаю веник, совок и тряпку.
Когда прихожая уже вылизана до блеска и сверкает чистотой, я перехожу в гостиную. Теперь мне хоть немного ясно, зачем Криська строила свою «виллу». Нет ничего приятнее, чем видеть плоды своих
В спальню мне идти пока неохота. Меня еще смущает тишина, пустая кроватка…
Перехожу в кухню.
— Приподними ноги, — говорю сестре, которая с головой погрузилась в сочинительство. Спряталась в нем.
Она не отзывается, поэтому я сам приподнимаю Криськины ноги с пола и пристраиваю их на перекладину табурета.
— Что ты делаешь? — недовольно бормочет Криська.
Я делаю уборку. И, знаете, мне кажется, будто не только в кухне, не только в квартире, но и в своей… голове, что ли. Мне кажется, я все-таки разглядел, что в моем характере плохо и где. А раз так, значит, можно бороться, правильно? Можно подавлять, выжигать, уничтожать центры — рассадники дерьма в своей душе.
Я словно бы вижу, как теперь могу стать хорошим человеком. А раз так, вы же понимаете, я должен им стать.
После кухни неподметенной и невымытой остается только спальня. Меняю воду в ведре. Нахмурив лоб, вдохнув и выдохнув, направляюсь туда и берусь подметать.
— Коля! — слышу из кухни Криськин окрик.
— Сейчас закончу и приду.
— Куда ты дел мои таблетки? — спрашивает сестра, когда я объявляюсь на кухне.
— Отнес в ванную, — говорю.
Говорю сестре: может быть, она переоценила возможности врачей. Конечно, они хотели спасти ребенка, просто ничего не могли для него сделать.
— Нет. — Сестра криво ухмыляется. — Не хотели.
Говорю Криське, что я ее понимаю. Что для меня это тоже было огромным потрясением. Полной неожиданностью.
— Для меня не было, — сдавленно говорит сестра.
— Что?..
— Для меня — не было, — повторяет Криська. — Я знала. У него… было что-то с мозгом… Мне сказали еще в роддоме. Сказали, что проживет он… год, не больше… — говорит сестра. — Ну и что? Что мне было делать? — Она снова склоняется над листом бумаги, выхлестывая мысли и чувства стремительными росчерками строф.
В последние дни Криська словно избегала своего малыша, хотя месяц назад, помнится, ни на шаг от него не отходила.
— Я старалась забыть, но все равно ждала. Я уже почти поверила, что он… будет жить, что мне сказали неправильно или неточно, — говорит она. — Только… Недавно он начал терять сознание. Т-тогда я поняла, что все верно… — Криська со свистом выпускает воздух между сжатых зубов.
Теперь понятно, почему сестра забросила сына. И… понятно, почему не хотела давать ему имени.
— Кристин, — говорю. — Скажи, пожалуйста, ты в порядке? То есть…
Снова проклятый дебильный вопрос из американского кино. Конечно, она не в порядке.
— Ну, — говорю, — как ты себя чувствуешь? Теперь…
— Как чувствую?.. — Сестра снова приостанавливает
Можно подумать, сейчас она в своем.
— Слушай, — говорю. — Скажи, пожалуйста… Я могу тебе чем-то помочь?
Сестра поднимает брови, внимательно меня рассматривает.
— Ну, — говорю, — в смысле, может быть, я что-то могу для тебя сделать? Ты скажи.
Криська поджимает губы и задумывается.
— Пойди на книжный. — Она дергает плечом. — Купи планшетку.
— Что это такое?
— Картонная дощечка для бумаг с зажимом наверху. Клипборд.
Я одеваюсь, выхожу на улицу, сворачиваю в переулок и выхожу на спуск, ведущий к книжному рынку.
Глава 20
Черт возьми, присматривались ли вы когда-нибудь, насколько огромен и жутко — до боли в сердце — прекрасен наш мир?
Я говорю не про фотообои с березками и водопадами. Я говорю обо всем на свете: про любовь и резню, про смерть и рождение, про черное и белое. Про огонь и воду.
Я говорю про безграничное настоящее. И будущее.
В металлической раме киоска рекламный плакат, подсвеченный, спрятанный за толстое оргстекло. На нем красивые парень и девушка угощают друг друга сигаретами из одинаковых пачек. Нижнюю часть плаката занимает растянутое в высоту обязательное предупреждение Минздрава, мол, курение может вызвать рак. Смеющиеся беззаботные парень и девчонка из-за такой подписи кажутся трогательно обреченными. Как сделавшие свой выбор смертники.
Миную книжные лотки с издательскими новинками, которые пестрой кричащей гаммой пытаются завлечь читателя на свои страницы.
В основном здесь детективы в мягкой обложке, написанные женщинами и милиционерами — про женщин и милиционеров, которые выслеживают нехитрых и очень гадких преступников. Почти каждую книгу украшают картинки с красивыми длинноногими дамами, капотами дорогих машин, жемчужными ожерельями и револьверами системы «бульдог».
Еще здесь куча фантастических романов про жутких монстров и сверхмощное оружие, которое скрывают продажные спецслужбы. Эти книги шире и толще карманных дамских детективов. На их обложках кровавые оскаленные рожи чудовищ. И люди в одежде из металла с бластерами наперевес.
Криська права: бизнес давно победил искусство, и теперь гибель последнего — только вопрос времени.
Названия у всех книжек причудливые, драматичные, — и в доброй половине из них присутствует слово «смерть».
Я подхожу к лотку с канцтоварами: маркерами, дешевыми авторучками, альбомами и нотными тетрадями.
— Дайте, пожалуйста, — говорю продавщице, — как ее… Картонную дощечку для бумаг с зажимом.
— Планшетку, что ли?
— Угу, — говорю. — Точно.