Изольда Великолепная
Шрифт:
Оно было бы законно.
Но неверно.
– О чем вы думаете? – даже когда полет был прерван – Кайя в какой-то миг просто осознал, что хватит – Изольда продолжила раскачиваться, отталкиваясь носочками от травы.
Травинки прилипли к юбке, и в разрезе рукава застряли белые лепестки эйлы. А капелька чернил на шее, лиловая мушка, дразнила невозможностью прикоснуться, пусть даже в саду нет галереи.
– Думаю о том, что должен вас поблагодарить. Это ведь была ваша идея? Привести мальчика?
– Моя, – призналась Изольда,
Кайя и вправду готов был, когда увидел, когда шел, пытаясь отделаться от навязанных чужих эмоций, что держались прочно, словно принадлежали ему. А Изольда улыбнулась, расправила юбки, закрывая того самого светловолосого мальчишку, и Кайя отпустило.
Не способен он ругать Изольду.
– Вы мне помогли.
– Вы собирались его отпустить, – Иза закусила губу, как будто сдерживая себя. Она тоже считает, что Кайя не прав.
– У нас не было доказательств.
– Я понимаю. Нет, я действительно понимаю, что надо по закону. Что правильно, если по закону, но… я не хотела, чтобы вы его отпускали. Дядюшка сказал, что вы его не слышите. То есть, что слышите, но он скрывается. А вы мысли не читаете?
– Нет.
Еще чего не хватало. Кайя и без мыслей хватает.
– Это хорошо. Иногда ведь думается всякое… и… и я подумала, что надо сделать, чтобы вы услышали. Настоящего.
И привела мальчишку, заставив Мюрича на миг выглянуть из раковины. Он и выглянул, сначала на миг, а поняв, что раскрыт, и полностью выполз, плеснув в Кайя всем, что накопилось.
Гниль. Сопревшая душа разваливается на части.
Слизь.
Ненависть.
Похоть настолько сильная, что Кайя затошнило.
– В моем мире, – Изольда посмотрела в глаза, с вызовом и страхом, которого не должно было быть. – В моем мире тоже встречаются такие люди. И часто они уходят, потому что по закону не хватает доказательств. Вы ведь его не отпустите?
– Не отпущу.
– Я тоже так подумала.
Страх в ее глазах таял. Кайя мог бы убрать его вовсе, но это было бы не честно. Изольда ему доверяет. Нельзя растратить это доверие.
– Его ведь надолго посадят?
Качели останавливаются. Ножки Изольды – синие туфельки, бирюзовые чулки, облегающие щиколотку плотно – замирают над травой. Крохотный каблучок. Кокетливый бантик. Край юбки границей и напоминанием о приличиях.
– Его казнят. Вы сами в этом убедитесь. Повод, конечно, не совсем приятный, но в принципе подходит, чтобы представить вас народу.
По глазам Изольды Кайя понял, что что-то не так.
– К-какой повод? – тихо поинтересовалась она.
– Публичная казнь.
– Вы… вы что, его убьете при всех?
– Не я. Палач. У нас хороший палач, который…
Что-то в выражении лица Изольды подсказало остановиться.
– Леди, вам ведь случалось присутствовать на казнях?
Изольда все так же молча покачала головой. Вид у
Проклятье!
Глава 22. Сила закона
Есть две мирные формы насилия: закон и приличия.
Частное мнение леди Дохерти.
Он шутит?
Судя по всему, нет. Кайя был серьезен, как юбилейный съезд партии.
– У… у нас не казнят людей. Раньше казнили, но… это негуманно. И смертная казнь уже все… то есть, нет смертной казни.
– А преступники? – уточнил Кайя.
– Преступники есть.
Как-то вот подсказывает интуиция, что не выйдет у меня отвертеться от высокой чести.
– И что с ними делают? – похоже, интерес Кайя имел весьма практическую подоплеку.
– Садят в тюрьмы.
– И все?
Я кивнула, осознавая, что наши системы правосудия крепко разнятся. Кайя сцепил руки в замок и подпер подбородок. Сейчас будет лекция. Нет, я не против лекций, особенно в его исполнении, но они не изменят реальность: я не смогу смотреть, как убивают человека.
– Изольда, он виновен. В этом вы не сомневаетесь?
Виновен. И я не сомневаюсь.
– Он заслужил свой приговор.
И с этим я согласна.
– И тройная казнь – это меньшее, что я могу дать родным убитых им детей.
– Т-тройная?
Ох, зря я это спрашивала. Пора бы усвоить, что Кайя весьма прямо и подробно отвечает. Вот и сейчас он любезно разъяснил:
– Повешение. Потрошение. Четвертование. Его удавят, но не до смерти. Вскроют живот. Выбросят внутренности в костер. А тело разрубят на четыре части, которые выставят у четырех городских ворот.
Я и не знала, что у меня настолько живое воображение. Сейчас стошнит. И Кайя хочет, чтобы я присутствовала? И надо полагать, все леди, несмотря на тонкость и возвышенность натуры, периодически посещают подобные мероприятия?
Цветочки, бабочки… и кишки на костре. Противоречиво тут у них.
– Я… я просто не смогу.
Он должен понять! В конце-то концов, в моем мире давно никого не вешают, не сжигают и вообще… у нас гуманизм.
И справедливые суды, верно, Изольда?
– Иза, – Кайя взял меня за руки. Нежное прикосновение, еще бы тему разговора сменить и вовсе романтичненько получилось бы. – Вы обязаны. Если вы не появитесь, то все сочтут, что вы не согласны с приговором. Что я ошибся, понимаете?
Да, но…
– Пойдут разговоры. Слухи. И кто-то может решить, что если я ошибся раз, то ошибусь во второй или третий. Заговорят о невинных жертвах…
…и зверствах тоталитарного режима…
– …и о том, что истинные виновники ушли. А когда кто-то уходит от суда, то появляется искушение повторить его путь.
То есть, если меня не будет, мир покатится в бездну и наступит конец света? Четыре всадника пройдут по улочкам города, сея панику. А солнце рухнет наземь, не желая быть свидетелем подобного беззакония?