Изольда
Шрифт:
Недалеко от двери Лена заметила под столом маленький складной стульчик. Что ж, ей стоит посидеть и подождать, чем все это закончится. Песня не будет длиться вечно, да и Изольда, может, наконец вспомнит, зачем сюда явилась.
Попытавшись разложить стул, Лена столкнулась с неожиданной проблемой – нескладная конструкция не пожелала ей подчиниться, и девушке пришлось с минуту повозиться, прежде чем она смогла сесть. Несколько мгновений она не отрывала взгляда от непослушного стула, а когда наконец посмотрела на парочку, не поверила своим глазам. Все, что она видела раньше, было ерундой, не стоящей разговора, потому что в тот миг – прямо посреди зала, крепко сжимая друг друга в объятиях и не замечая ничего вокруг, – эти двое бессовестно целовались. И их поцелуй никто не назвал бы ни отеческим, ни даже дружеским. Так целуются любовники: страстно, жадно, не останавливаясь и не отвлекаясь на пустяки вроде грохота от упавшего стула и закончившейся музыки!.. Вот только с этими двумя не могло, не должно было случиться ничего подобного!..
Оправившись от шока, Лена оттолкнула ногой стул, упавший, когда она вскочила в изумлении от увиденного, и кинулась к преступникам, не думая, что примется делать с ними, когда окажется рядом. Ударит по спине Нурлана, силой заставит его оторваться от губ Изольды или схватит за волосы свою пронырливую подружку и волоком потащит ее к выходу? Смешно и противно!
– Изольда! Перестань сейчас же, остановись! Изольда!!! – вот и все, на что Ленка оказалась способной – громко кричать и бить эту парочку по спинам, рукам и плечам.
Но, как ни странно, ее истерические вопли помогли: Нурлан так быстро выпустил девицу из своих объятий,
– Изольда? Какая Изольда? – удивленно взглянув на девушку, которую мгновение назад с упоением целовал, мужчина непонимающе качнул головой. – Тебя же зовут Лиза, а при чем тут… Изольда? Нет, мне, конечно, нравится, мне это напоминает…
– «Тристана и Изольду», разумеется. – Девушка пренебрежительно повела плечом и с такой ненавистью посмотрела на Нурлана, что даже Ленке, стоящей рядом, стало неудобно и неуютно, а мужчина и вовсе побледнел и нахмурил лоб. – Ну конечно, это снова твоя любимая опера. Так я, дорогой Нурлан, именно оттуда – прямиком из твоих чертовых опер!..
Изольда нервно сцепила пальцы в замок, отчетливо хрустнув косточками, но быстро взяла себя в руки и, медленно пройдясь по всей комнате, остановилась возле барной стойки; привалившись к ней спиной, она с видом победительницы взглянула сперва на подругу, потом – на мужчину. Когда глаза Изольды и Нурлана встретились, на лице девушки засияло такое откровенное торжество, что Ленка, единственная зрительница этой сцены, по-настоящему испугалась. Она вдруг поняла, чего добивалась Изольда и, к сожалению, сумела добиться, финал сей драмы ей тоже стал кристально ясен. Но, зная и понимая замысел коварной подруги, Ленка тем не менее ничего уже не могла изменить и предотвратить, потому жестокие губы Изольды беспрепятственно завершили спектакль блестящей и театрально эффектной репликой.
– Ты спрашивал меня, откуда я такая взялась? Я скажу тебе… Двадцать пять лет назад в Москве один молодой певец переспал с глупой школьницей, потом бросил ее и женился на другой. А у дуры-девчонки родилась дочь… И ее мамочка была так сильно влюблена в своего любовника, что назвала дочь в честь одной из опереточных героинь. Так вот, Нурлан, я и появилась на свет. Или, может, мне лучше звать тебя папочкой?.. А скажи, Нурлан, мою маму ты так же целовал? Я на нее очень похожа и тебе тоже нравлюсь… да, папочка? Помнишь Зину Ситникову? Это моя мама!..
Изольда медленно провела ладонью по своему лицу, шее, скользнула по груди и остановилась под нею, ладонью приподняв один округлый холм, потом другой. Глаза девушки нагло уставились на Нурлана, а кончик розового язычка пошло, но выразительно пробежался сначала по нижней губке, потом по верхней.
Лена с грустью взглянула на подругу и отвернулась; если Изольда сейчас же не покинет ее дом, она, наверное, возненавидит и это красивое лицо со змеиной улыбкой, и стройное тело в вечернем туалете, и даже короткие черные волосы, которые еще пять минут назад нежно ерошила крепкая рука певца! Нет, пусть она уйдет! Она причинила невыносимую боль хорошему человеку, и ноги ее тут больше не будет! Лена сама велит охраннику отвезти Изольду туда, куда подруга скажет, или поймать ей такси, но главное – она должна исчезнуть, и как можно быстрее! Потому что самая важная Ленина забота сейчас – это Нурлан, но как теперь успокоить его, совершенно непонятно!
С сочувствием взглянув на мужчину, Лена опешила; все еще кипя от негодования, она с большим трудом поняла, что происходит что-то страшное. Схватившись за грудь обеими руками, Нурлан мягко осел на пол и так и продолжал оседать, тая, как снежная глыба; буквально на ее глазах из крепкого мужчины «в возрасте» он превратился в слабого старика. На обычно гладком лице резко проступили морщины, четко обозначились под глазами болезненно-коричневые круги, уголки губ скорбно опустились вниз, как у Пьеро, и когда Ленка кинулась к мужчине, тот едва мог пошевелиться от боли в груди.
– Господи, Лизка, что же ты наделала! У него сердечный приступ! – с ненавистью взглянув на Изольду, Ленка схватила мобильник и, на одном дыхании набрав нужный номер, прижала трубку к уху. – Ну же, возьми трубку, дяденька доктор, будь дома, ну же!.. А ты чего стоишь? «Скорую» вызывай, живо! Ты меня поняла? Господи, какие же мы дуры, что натворили!..
Зинаида стрелой пролетела через двор, не замечая ни луж под ногами, ни грязных следов шин на асфальте, и, ворвавшись в больничный холл, в растерянности остановилась. Здесь так много народу, и все суетятся, куда-то бегут, переговариваются, плачут, кого-то ищут и теряют. Как же она найдет его в этом муравейнике? Может быть, она пришла слишком поздно?.. Нет, только не это!
Тонкий коричневый кардиган неряшливо сполз с плеча женщины, а ее объемная сумка расстегнулась, бесстыдно обнажив внутренности – книжки, блокноты, рулон чертежей, линейки и карандаши… Но она так бежала, и ей некогда было останавливаться и наводить марафет, к тому же, если ей самой безразличен беспорядок в своем внешнем виде, то кому до этого может быть дело? Зинаида вообще ни о чем не в состоянии была думать, кроме одного – где-то здесь, в палате кардиологического центра, этажом или двумя выше, лежит человек, который дорог ей, важен, необходим и которого она так сильно любит! Всю дорогу до больницы она твердила как заводная: пусть он будет жив, пусть он не умирает, он должен жить!
– Лена, где он? – Заметив выходящую из коридора Зарецкую, женщина не справилась с волнением и слишком громко прокричала свой вопрос, так, что стоящие в холле люди оглянулись на нее. Но какая ей разница, как на нее смотрят? Лишь бы Лена проводила ее к Нурлану! – Как он? Пришел в себя? Где Иза, она с ним?..
– Нурлан в реанимации, поднимайтесь по лестнице и налево, сразу увидите… Изольда сидит у палаты, ждет, когда ее пустят. Она вам звонила, да? – Лена устало взглянула на мать своей подруги и вздохнула. – Идите, она будет вам рада… Подождите, Зинаида Ивановна! Вот, возьмите, я туда больше не пойду, а вы – наденьте.
– Лена, постой! – Ситникова подняла на Лену несчастные глаза, полные слез, и, бережно приняв из рук девушки белый халат, прижала его к груди. – Скажи мне, ради бога, как это случилось? Вы ведь были втроем? Что… что Изольда сделала, что она ему сказала?! Ответь мне, пожалуйста, Леночка!..
– Изольда сказала, что она его дочь. – Мрачно усмехнувшись, Лена резко повернулась и быстрым шагом направилась к выходу. Прочь из этого больничного царства, на улицу, там свежий воздух, холодно и можно не думать о носилках, на которых унесли Нурлана, о его лице, белом, как простыня, укрывающая его, и о его руках, из которых тянутся длинные стебли капельниц!.. Прочь отсюда. От Изольды, в голос рыдающей у реанимационной палаты, и от ее матери с шальными глазами. Пусть объясняются друг с другом, а Лена больше в их играх не участвует, хватит!
…Наверное, они просидели так целый час – не отрывая глаз от белой двери с матовым, непрозрачным стеклом и взявшись за руки, как потерявшиеся дети. Зинаида нежно гладила дочку по стриженому затылку, а та, прижавшись щекой к материнскому плечу, нервно вздрагивала от сотрясающих ее рыданий и то и дело смахивала слезы с лица, но они все лились, и девушка ничего не могла с ними поделать.
– А потом мы пошли играть в дартс, разговорились… Мама, я ему нравилась как женщина, я это видела! Наверное, он смотрел на меня и вспоминал тебя, мы же похожи, ты была такая красивая, а Нурлан… Мам, я не знаю, что на меня нашло, мне хотелось сделать ему больно, чтобы он безумно страдал, вспоминая меня… Но я не хотела, чтобы получилось вот так! Мам, ты веришь мне?.. Он не умрет, скажи, мам, ведь он же не умрет!
– Тихо, тихо, тихо… Все будет хорошо, не плачь…
Врачи не пустили Изольду в палату к Нурлану, и она сперва металась по коридору, как раненая тигрица, потом уселась на скамью и сжалась в комок, силясь унять свою тревогу, и даже попыталась поговорить с Леной, однако разговор угас сам собой. Обе не знали, как говорить о том, что случилось в коттедже Зарецких, потому предпочли не затрагивать этот сложный момент, но так как других тем для беседы не нашлось, подруги сдержанно попрощались и расстались. Лена отправилась домой, а Изольда, сгорбившись и обняв сумку, приготовилась к долгому ожиданию…
Ну а потом она позвонила матери. Та очень быстро примчалась на ее зов, и вот теперь ласково обнимает свою бестолковую и несчастную дочь, шепча ей на ухо какие-то бессмысленные утешения, глупые и ненужные, и обе знают, что эти слова
На шум в коридоре первой отреагировала Изольда. Шмыгнув носом и судорожно вздохнув, девушка оторвалась от материнского плеча и взглянула на людей, решительно идущих к ним, и даже сквозь пелену слез узнала чету Зарецких. Виктор Андреевич с угрюмым видом надвигался прямо на нее, и девушка похолодела от страха, представив себе, какими словами он выскажет ей сейчас свое презрение и гнев; но мужчина прошел мимо и скрылся в палате Нурлана, даже не удостоив их взглядом. Наталья Григорьевна, коротко посмотрев на Изольду, проследовала вслед за мужем, а вот их спутница, полная казашка средних лет, так резко остановилась возле лавки, словно споткнулась о невидимое препятствие.
Девушка удивленно посмотрела на женщину в странном ярко-фиолетовом наряде, совершенно не идущем ей и потрясающе неуместном в больничных стенах, и вдруг узнала ее, хотя они виделись один раз в жизни, да и то – больше двадцати лет назад! В то время жена Нурлана была довольно стройной девушкой с простоватым лицом и деревенскими замашками: она так орала на маленькую Изольду, что малышка едва не описалась от ужаса, и мать, закрыв дочке уши, унесла ее домой, подальше от Нурлана и его горластой супруги!.. Но Изольда навсегда запомнила, как смотрела на них в тот день жена Нурлана; точно такая же острая ненависть и сейчас горит в этих темных раскосых глазах.
Переведя взгляд на мать, Изольда недоуменно нахмурилась: такое ощущение, будто между женщинами идет молчаливый диалог, исполненный какого-то грозного смысла. Но если жена Нурлана выступает в роли беспощадного обвинителя, то мать добровольно играет роль преступника, пойманного на месте преступления и уличенного в убийстве!.. С какой это стати она так испугалась? Сидит белая как полотно, беззвучно шевелит бескровными губами и с мольбой смотрит на фиолетовую даму.
Однако подумать о причинах поведения матери девушка не успела: суровая женщина дрожащим от ярости голосом велела им уйти. Сейчас же! Она так громко кричала, что из кабинетов стали выглядывать обеспокоенные врачи, какая-то молоденькая медсестричка попыталась успокоить разбушевавшуюся даму, но была изгнана с позором. И даже когда мать, схватив Изольду за руку, быстро потянула ее прочь от палаты, Амангалиева не успокоилась; спускаясь по лестнице на первый этаж, девушка все еще слышала ее гневные крики, разносящиеся по всему зданию больницы.
– Убирайтесь из нашей жизни! Сколько можно сосать нашу кровь! Мало горя вы причинили Нурлану? Оставьте его в покое, наконец! Дайте Нурлану спокойно прожить свою жизнь, не трогайте его, проклятые! Убирайтесь прочь, кровопийцы!..
Тяжело дыша, Зинаида Ситникова одолела лестницу и, расталкивая попадающихся ей на пути людей, выскочила из больницы; она так и не выпустила руку дочери, и Изольда, чертыхаясь, вынужденно бежала следом за матерью. На каменном порожке женщина наконец остановилась и отдышалась.
– Иза, пошли домой, нам здесь нечего делать. – Мать поплотнее запахнула вязаный кардиган и, стянув ворот рукой, так и осталась стоять, прижав кулачок к груди и с мольбой глядя на дочь. – Я не хотела, чтобы все так вышло… Эта сцена… Пошли домой, пожалуйста!
Достав из сумочки оставленную Ленкой пачку «Вог», Изольда выудила длинную сигаретку и, сунув ее в рот, жестом попросила у проходящего мимо парня огонька; закурив, она с наслаждением выпустила изо рта дым и только после этого взглянула на мать.
– Да, сцена была что надо. – И снова светлое и легкое облачко дыма, наблюдать за ним приятно, а выдыхать его так естественно, словно Изольда никогда не бросала курить! – Но знаешь что я тебе скажу, мама? Все это очень странно и непонятно. Именно потому мы остаемся! – бросив едва начатую сигарету на каменные ступеньки, девушка жестко раздавила ее каблуком и обернулась к матери: – Пойдем.
– Куда? – Женщина наморщила лоб и непонимающе уставилась на свою заплаканную, но все равно удивительно красивую дочь. – Ты же видела, жена Нурлана выгнала нас, мы не можем больше появляться там, она ненавидит нас!..
– Вот именно, мама, она нас ненавидит. И всегда ненавидела, так ведь? – Насмешливо улыбнувшись, Изольда нетерпеливо схватила мать за руку и потащила ее за собой в холл точно так же, как минутой раньше мать ее тянула к выходу. – И это очень, очень странно! Если бы она возненавидела нас только сейчас, я бы все поняла, так и должно быть, я и сама себя ненавижу за то, что сделала… Но ведь эта женщина и раньше кричала на нас, я помню! Мама, я никуда отсюда не уйду, пока не поговорю с ней. Странно все это. И очень мне не нравится.– Я никуда не пойду, пока ты не скажешь мне то, что я хочу от тебя услышать!
Малика сложила руки на груди и посмотрела на Арсения с таким упрямством, что парень невольно вздохнул. Пока он не произнесет заветную фразу, воз не сдвинется с места, они так и будут стоять возле закрытой двери ресторана, тупо глядя друг на друга. Просто беда какая-то.
– Ну хорошо… Я тебя люблю. Ты довольна? – Эти слова он произнес резче, чем собирался, но, в конце концов, Малика вынудила его признаться в любви, а Арсений терпеть не может принуждения – ни в чем! Хотя, с другой стороны, он виноват, и знает это, а она видит, что парень осознает свою вину, и бессовестно тем пользуется.
– Нет, не довольна. Я хочу, чтобы ты сказал это громко, глядя мне в глаза! – Малика иронично улыбнулась и склонила голову набок. – Давай же, я жду!
Вздохнув, Арсений шагнул к девушке и оказался так близко к ней, что его ноги соприкоснулись с ее бедрами; обхватив ладонями худенькие плечики, парень быстро притянул Малику к себе и впился ей в губы долгим поцелуем. Оторвавшись от ее нежного рта, он медленно провел губами по ее щеке, поцеловал в бровь, в ресницы, в висок, в мочку уха и, наконец, зарылся носом в ее светлые кудряшки.
– Я тебя люблю! Я без тебя не могу жить! – крепко прижав к себе девушку, Арсений легко покачал ее в объятиях, как ребенка, и насмешливо улыбнулся. – Это те самые слова, которых ты ждала? Теперь едем?
Отстранившись от Зарецкого, Малика серьезно посмотрела на парня, словно обдумывая ответ и не зная, к какому решению прийти, но губы выдали ее, растянувшись в радостной улыбке.
– Едем! Только не к тебе, а ко мне, потому что мне завтра очень рано вставать. Кстати, и у тебя полно дел. У тебя назначена важная встреча, помнишь об этом?..
Ну вот, началось. Тихонько фыркнув, Арсений торопливым шагом направился к своему «БМВ», стараясь не глядеть на семенящую рядом Малику. Пусть себе раздает руководящие указания, главное, она больше не сердится и не вспоминает про его проколы. Трудный день закончился. Завтра будет такая же суета и морока. Ему придется принимать сотни решений, делать то, что не нравится, общаться с неприятными людьми и выполнять приказы отца. Но все это – завтра, а пока ночь – можно, ненадолго забыв о проблемах, насладиться покоем и тишиной. Просто стать самим собой, не терзаясь ненавистью ко всему миру и ни о чем не тревожась!– Хорошо, я объясню тебе, почему ненавижу вас. Обеих! Тебя и твою… мать! – последнее слово жена Нурлана произнесла отрывисто, с презрением, словно выплюнула что-то несъедобное, и тут же впилась глазами в лицо Изольды. Ощутив исходящую от женщины волну ярости, девушка внутренне сжалась, но не отвела взгляда. – И говорить я буду только с тобой, а не с этой… убийцей!
Недоуменно подняв брови, Изольда посмотрела на обеих женщин. Опять происходит какая-то ерунда. Одна обвиняет, а вторая и не думает защищаться, у одной глаза пылают праведным гневом, а вторая безропотно сносит все оскорбления! Амангилиева назвала мать убийцей, а та только вздрогнула, нервно обхватила себя руками, однако опять промолчала, даже не взглянув на дочь и женщину, оскорбившую ее!
– Не смейте плохо говорить о моей матери, – Изольда заговорила предельно вежливым тоном, но сама заметила, как дрожит ее голос от едва сдерживаемой злости. – Она здесь ни при чем, это я во всем виновата. Мать просто пытается защитить меня, если бы у вас были дети, вы бы поняли ее… Я находилась рядом с Нурланом, когда у него случился приступ, все это произошло у меня на глазах и даже… из-за меня. Я сказала вашему мужу, что он мой отец.
– Отец. Разумеется, именно так ты и сказала!
Жена Нурлана без сил упала на ту же самую лавку, на которой недавно сидели Изольда с матерью, и тяжело вздохнула; ее дыхание вдруг стало хриплым и прерывистым, девушка даже испугалась, не приступ ли это, но женщина очень быстро пришла в себя. Из нее как будто выпустили весь пар: ярость и ненависть уступили место бесконечной усталости, и она сделалась похожа на сдувшийся воздушный шар праздничного фиолетового цвета.