Изощренное убийство
Шрифт:
— Подойдет?
Она молча прочитала написанное.
— Думаю, вполне.
— Черт возьми, крошка, что не так? — Он ощутил прилив злости из-за того, что его тщательные усилия не были вознаграждены по достоинству. Он ожидал и даже подготовился принять изумленную благодарность с ее стороны. Она лишь тихо сказала:
— Все так.
— Знаешь, лучше тебе написать что-нибудь самой. Только не тут. Возьми чистый лист.
Нейгл подтолкнул Дженни бумагу через стол, стараясь не встречаться с ней глазами. На письмо требовалась время, а он точно не знал, много ли его оставалось.
— Лучше написать покороче, — посоветовал Нейгл.
Дженни взяла ручку, но к бумаге не притрагивалась.
— Я не знаю, что сказать.
— Тебе особенно и нечего говорить. Я уже все сказал.
— Да, — произнесла она с глубокой
Поборов нараставшее раздражение, Нейгл произнес:
— Просто напиши, что не хочешь заставлять их страдать, но ничего не можешь с собой поделать. Что-то вроде этого. Черт возьми, ты же едешь не на край земли! Так что им выбирать. Если они захотят тебя увидеть, я не буду им мешать. Не надо нагнетать обстановку. Я пойду наверх починить замок в кабинете мисс Саксон. Когда спущусь, мы с тобой отметим начало новой жизни. Здесь есть только пиво, но сегодня вечером ты будешь пить именно пиво, моя дорогая, и оно тебе понравится.
Он вытащил отвертку из ящика с инструментами и быстро вышел, прежде чем она успела что-либо возразить. Последним, что увидел Нейгл, было испуганное лицо Дженни и ее глаза, провожавшие его взглядом. Но она не позвала его вернуться.
Наверху у него ушла лишь какая-то минута на то, чтобы натянуть резиновые перчатки и взломать дверцу шкафа, где хранились сильнодействующие лекарства. Она поддалась с ужасающе громким скрипом, так что Нейгл застыл на мгновение, ожидая, что Дженни вот-вот окликнет его. Но повсюду было тихо. Он ясно помнил, как полгода назад один из пациентов доктора Бейгли стал вести себя буйно и потерял всякий контроль над собой. Нейгл помогал держать его, пока Бейгли кричал, чтобы старшая сестра принесла паральдегид. В голове Нейгла звучали слова доктора: «Мы добавим его в пиво. У него довольно противный вкус, но в пиве он почти не чувствуется. Даже странно. Две драхмы, [27] старшая сестра, на два кубических сантиметра».
27
Драхма — 1/8 унции в аптекарском весе.
А Дженни, которая не любит пиво, вообще его не почувствует.
Он быстро положил отвертку и маленький голубой пузырек паральдегида в карман куртки и выскользнул из комнаты, освещая дорогу фонарем. Все шторки в клинике задернули, но было бы лучше, чтобы свет с улицы не был виден вообще. Нейглу требовалось еще полчаса.
Дженни удивленно подняла глаза, поразившись его столь быстрому возвращению. Он подошел и поцеловал ее сзади в шею.
— Прости, солнышко, мне не следовало оставлять тебя одну. Я не подумал, что ты можешь разволноваться. Как бы там ни было, замок может подождать. Как продвигается письмо?
Она подтолкнула к нему листок. Нейгл специально повернулся к ней спиной, чтобы не спеша прочитать несколько аккуратно выведенных ручкой строк. Удача вновь улыбнулась ему. Это была столь же ясная и убедительная предсмертная записка, как и любая другая, что когда-либо зачитывалась в суде. И под его диктовку она не написала бы лучше. Он ощутил прилив уверенности и возбуждения, как всегда происходило, когда ему удавалась картина. Теперь ничто не могло нарушить его планы. Дженни написала:
Я не могу сказать, что сожалею о своем поступке. У меня не было выбора. Я очень счастлива, и все было бы вообще идеально, если бы я не осознавала, что причиняю вам боль. Но для меня это единственное и наиболее правильное решение. Пожалуйста, попытайтесь понять. Я очень вас люблю.
Он положил письмо обратно на стол и пошел наливать пиво, скрывшись за дверцей буфета. Боже, ну и запах у этого лекарства! Он быстро добавил пенистого легкого напитка и обратился к ней.
— Ты счастлива?
— Ты же знаешь, что да.
— Тогда выпьем за это. За нас, милая.
— За нас.
Она поморщилась, пригубив пиво. Он рассмеялся:
— Ты выглядишь так, словно пьешь яд. Давай, глотай, крошка. Распробуй вкус!
Нейгл мгновенно осушил свой стакан. Засмеявшись, Дженни едва заметно вздрогнула и залпом выпила свое пиво. Он забрал пустой стакан и приобнял ее.
— Милый, — прошептала она, — милый.
О Боже, подумал он, только не это. Он не может заниматься с ней любовью сейчас. Это заставило бы ее замолчать, но он не мог. Не было времени, и, конечно, полицейский патологоанатом сможет определить, насколько давно женщина занималась любовью. Он впервые с облегчением вспомнил о том, что она жутко боится забеременеть, и прошептал:
— Не получится, любимая. У меня с собой ничего нет. Сейчас мы не можем так рисковать.
Дженни пробормотала что-то, выразив согласие, и прижалась к нему, потирая левой ногой его бедра. Они лежали на полу, отяжелевшие и неподвижные, но он не осмеливался пошевелиться или заговорить, чтобы не прервать ее погружение в коварное забытье. Теперь дыхание Дженни, еще более глубокое, горячее и раздражающее, обдавало его левое ухо. Господи, сколько еще времени на это уйдет! Задержав собственное дыхание, он прислушался. Дженни внезапно издала тихий храп, и Нейгл заметил, как изменился ритм ее дыхания. Можно было почти физически ощутить, как ее тело оставляет напряжение, как она расслабляется. Теперь она крепко спала.
Лучше дать ей пару минут, подумал он. У него не было лишнего времени, но и спешить он не осмеливался. Было важно, чтобы на ее теле не осталось синяков, и к тому же он знал, что не сможет бороться с ней. Пути назад не было. Если она проснется и начнет сопротивляться, ему все равно придется сделать это.
И он ждал, тихо лежа рядом с ней. Со стороны могло показаться, будто это два мертвых тела, коченеющие вместе в последнем несколько театральном объятии. Через какое-то время Нейгл осторожно привстал, оперевшись на локоть, и посмотрел на Дженни. Ее лицо рделось румянцем, а рот был приоткрыт, чуть обнажая мелкие белые зубы. Нейгл почувствовал в ее дыхании запах паральдегида. Он на мгновение остановил на девушке взгляд, обратив внимание на длинные светлые ресницы, на брови вразлет и на тени под широкими скулами. Странно, что ему никогда не приходило в голову написать ее портрет крупным планом. Но теперь было слишком поздно думать об этом.
Он аккуратно поднял ее и понес по комнате к черной пасти газовой плиты, бормоча:
— Все в порядке, Дженни, милая. Это всего лишь я. Хочу, чтобы тебе было удобно. Все хорошо, милая.
Но на самом деле он успокаивал себя.
В большой старой духовке было полно места, даже подушка свободно помещалась. Низ духовки находился всего в нескольких дюймах от пола. Поддерживая Дженни за лопатки, Нейгл осторожно подвинул ее вперед. Когда голова оказалась на подушке, он удостоверился, что отверстия, через которые поступает газ, ничто не перекрывает. Голова Дженни плавно повернулась набок, ее полуоткрытый рот, влажный как у младенца, приблизился к ним, словно в ожидании порции смертоносного вещества. Когда он высвободил руки, она чуть слышно вздохнула, словно ей наконец-то стало удобно.
Нейгл посмотрел на нее в последний раз, довольный своей аккуратной работой.
А теперь надо было спешить. Нащупав в кармане резиновые перчатки, Нейгл начал передвигаться с фантастической скоростью, ступая легко и набирая воздух в легкие понемногу, как будто больше не мог выносить звука собственного дыхания. Предсмертная записка лежала на столе. Он взял отвертку и осторожно вложил ее в правую руку Дженни, прижав ладонь к блестящей ручке, а кончик большого пальца — к основанию острия. Могла ли она держать инструмент так? Вероятно. Он положил отвертку на предсмертную записку.