Израненные
Шрифт:
– За прошлую ночь. Я знаю, ты будил меня и успокаивал. Затем повел себя так, будто ничего не было. Я устала от этого. Так что, спасибо тебе.
Питер опускает руки. Долгое время он молчит. Щетина на щеках, волосы в беспорядке. Сейчас он похож на того Пита Ферро с фотографий в газетах.
– Сидни, я...– его голос затихает, когда он елозит на своем сиденье. – Лучше перестройся в другой ряд.
На шоссе стая птиц. Они сидят и греются под солнышком как кинозвезды. Я отмахиваюсь от него.
– Они улетят.
Питер смотрит на птиц
– Я действовал так, будто ничего не произошло, только потому, что не хотел, чтобы ты думала, что я пытался тобой воспользоваться,– его руки на приборной панели, он елозит на своем месте. – Наверное, тебе нужно сбавить скорость и перестроиться.
– Ты боишься, что я собью птицу? Знаешь, как тяжело сбить птицу, не говоря уже о целой стае птиц?
– Да, я уверен, что ты можешь сделать это.
– Что это значит?– я выпрямляюсь на своем сиденье и смотрю на него.
– Мне действительно нужно это объяснять после нападения на тебя белки? Серьезно, Сидни, перестраивайся. Одна из тех штук выглядит как индейка,– Питер напрягается и смотрит то на дорогу, то на меня.
– Там нет индейки, загорающей на солнце посреди шоссе,– пока я это говорю, стая птиц взлетает кроме той огромной птицы, которая решает перейти через дорогу.
– Эм, Сидни…
– Почему она не летит? – птица такая же большая как магазинная корзина и выглядит совершенно счастливой от того, что сидит на моем пути. Что за черт? Я почти на нее наехала, пока не поняла, что она не собирается улетать. Я сильно жму на тормоза, но чертова птица не собирается уходить. Я объезжаю птицу и сворачиваю на обочину, чтобы остановиться. Сердце бешено бьется, я поворачиваюсь и смотрю на чертову птицу. Питер награждает меня я-же-тебе-говорил взглядом. Я указываю на него пальцем и говорю:– Ни слова.
Он усмехается.
– Я ничего не говорю.
– Кто ожидал увидеть индейку посреди дороги?
– Эм, я. Я сказал тебе: «Эй, Сидни, посреди дороги индейка».
Я оглядываюсь на эту птицу, животное все еще на дороге, словно там оно в полной безопасности. Если бы сейчас не было так рано, ее бы уже раздавили.
– Что с ней не так?
– Должно быть, она одна из тех индеек-самоубийц, о которых я читал.
Игнорируя Питера, я открываю дверь и иду туда, где проклятая птица все еще счастливо занимает левую полосу.
– Эй, индейка. Убирайся с дороги, слабоумная,– я издаю звуки, словно подзываю кота.
Питер идет позади меня.
– Что ты делаешь?
Я останавливаюсь, и индейка смотрит на меня, но жирная птица не двигается.
– Черт, она тупая. Я не могу оставить ее там. Найди что-нибудь в машине, чтобы сдвинуть его с дороги.
– Что, например? Ты не брала еду, и я сомневаюсь, что она захочет RedBull.
– Не знаю. Найди что-нибудь,
Питер идет обратно и роется в багажнике. Он возвращается с чем-то в руке. Я не могу увидеть с чем именно из-за того, как он держит этот предмет. Питер останавливается рядом со мной.
– Хочешь,
– Я сама могу это сделать.
Он держит руки поднятыми и идет по трассе. Я смотрю на землю, ожидая проявления признаков жизни от птицы. Питер движется к ней медленно и, оказавшись в двух шагах, накидывает на нее что-то розовое. Я хмурюсь, когда понимаю, что он взял мой лифчик. Лямка зацепляется за голову птицы. Питер тянет, и птица подходит к нему. Он хватает ее и обматывает вторую лямку вокруг ее тела. Большая часть лифчика пришлась на клюв, чтобы она не смогла нас клюнуть.
Когда Питер передает мне индейку, она похожа на животное, носящее розовый лифчик.
– Вот твоя птица. Милый бюстгальтер, кстати.
Я хмурюсь. Бюстгальтер выглядит на индюшке лучше, чем на мне. Мы заговариваем через некоторое время.
– Что с ней не так?– я смотрю на эту штуку, но не могу понять. Она не передергивает крыльями, когда я прикасаюсь к ней. Кажется, они повреждены. – Индейки предпочитают летать?
– Не думаю, но не уверен. Я не силен в животноводстве.
– Что ж, рада узнать, что ты не трахал всех, у кого есть две ноги,– Питер бормочет что-то, но я игнорирую его.– Она не похожа на индейку, за исключением ее висюльки,– я указываю на красный комочек, свисающий с клюва.
– Висюльки?– я награждаю Питера взглядом и иду к машине с птицей в руках. – Куда ты несешь ее?
– К ветеринару. Она должна летать.
– Сидни,– Питер берет меня за локти и поворачивает к себе.– Ты не можешь взять ее с собой.
– Почему нет?
– Это дикая птица. Если она снимет бюстгальтер, то выклюет наши глазные яблоки.
– Ты не можешь снять мой бюстгальтер, так что не думаю, что она сможет. Я привяжу ее на заднем сиденье. Все будет в порядке.
Питер следует за мной.
– Я снял твой бюстгальтер, почти.
– Почти не считается,– говорю я, пока наклоняюсь и кладу птицу на заднее сиденье моего автомобиля. Для дикой птицы она очень даже не против машин и того, чтобы ее держали. Возможно, она чей-то питомец. – Думаешь, это идейка? В том смысле, что она очень темная,– ее перья настолько коричневые, что практически черные.
Питер вздыхает.
– Я учитель английского, Сидни. Это не ворон или альбатрос. Остается только угадывать.
Я ухмыльнулась.
– Знаменитые птицы в литературе.
– Что-то вроде того,– Питер смотрит на птицу. – Мы серьезно собираемся ехать до Джерси с птицей на заднем сиденье, носящей бюстгальтер?
– Да, я знаю кое-кого, кто сможет помочь и выпустит ее на свободу.
Питер скользит на сиденье и зажимает пальцами переносицу.
– Прекрасно. Самое время, чтобы быть филантропом.
Я захлопываю его дверь и облокачиваюсь на нее через открытое окно. Питер смотрит на меня.
– Кто сказал, что не было такого прежде? Я почти переспала из жалости с тобой. Поговорим о соскребании тушки с дороги,– я подмигиваю ему и обхожу машину.