Израненные

Уорд Х. М.

Когда я забираюсь внутрь, Питер наблюдает за мной.

– Как лестно.

– Я знаток по части лести.

– А я по части рыцарства. Я спас индейку для тебя, ты безумная.

Я смотрю в зеркало заднего вида. Моя индейка выглядывает в окно и одета в мой лучший бюстгальтер. Я начинаю смеяться и не могу остановиться. Каждый раз, когда я смотрю туда, картинка поражает меня как никогда. У меня на заднем сиденье интимно-позирующая индейка.

Глава 10

Питер

не откидывается на сиденье. Вместо этого он сидит на пассажирском месте с практически закрытыми глазами. Видно, что они все еще открыты, потому что его ресницы трепещут, когда он моргает. Это второй хороший день, солнце уже садится. Я так устала и знаю, что Питер измотан, потому что не спал из-за сидящей позади него индейки.

– Она не укусит тебя.

Глаза Питера своего рода закрыты, руки скрещены на груди, когда он отвечает.

– Очень утешительно, но я бы не хотел рисковать.

– Я начинаю думать, что у тебя птицефобия, – уголок рта Питера дергается, словно он хочет засмеяться, но он скрывает улыбку. Индейка ерзает на заднем сиденье и успокаивается. Глаза Питера остаются открытыми, пока птица не перестает двигаться. – Большая птица навевает кошмары или как?

– Или как,– говорит он, его глаза закрыты, пока птица спокойна.

Что, черт возьми, это значит? Я смотрю на Питера. Приборная панель отбрасывает мягкий свет на его красивые руки и лицо. Меня наполняет сожаление. И я понятия не имею, что делать с этим. Я решаю слегка надавить на него, но не уверена, ответит ли он.

– Итак, как ты решился стать учителем английского?

Питер поднимает голову и смотрит на меня уголком глаза, словно это глупый вопрос.

– Мне нравится читать.

– Ничего себе, какой сложный и глубокомысленный ответ. Спасибо, что пролил свет на это решение. Думаю, я стану учителем, как ты. Ты изменил мою жизнь,– я дразню его, и вплоть до моих последних слов мой тон игривый и легкий, но эти последние четыре слова правдивы. Яне понимала этого, пока они не слетели с моих губ и не повисли в воздухе, как пары свинца.

Питер бросает на меня взгляд из-под своих темных ресниц и качает головой.

– Мило, Сидни, очень мило.

– Мы сидели рядом два дня, и ты вряд ли сказал мне что-либо.

– Как и ты. Единственный раз, когда ты заговорила со мной, это когда мы поменялись местами, – Питер указывает назад.

Мне становиться неловко. Такое ощущение, что на моей челюсти рука, заставляющая меня открыть рот и произнести:

– Я больше не знаю, как с тобой разговаривать.

Питер немного выпрямляется.

– Ты понимаешь, что сделала, верно?– я быстро смотрю на него и задаюсь вопросом: что он собирается с этим делать. – Невероятно. Ты не понимаешь, да?

– Тогда просвети меня, учитель. Скажи мне, что я сделала такого неправильного,– мои руки крепче сжимают руль. Вот почему все эти два дня мы не разговаривали. Потому что каждый раз, когда я открываю рот, мы боремся,

а я устала от борьбы.

– Ты набросилась на меня. Как только я назвал тебе свое имя, ты поступила так же, как они, – Питер смотрит прямо и сжимает челюсти. Я знаю, он хочет еще что-то сказать, но он этого не делает.

Я смотрю на темную дорогу, наблюдая за увеличением белых пунктирных линий.

– Не правда. Ты не лгал им, кем бы они не были.

Питер съеживается.

– Отличная грамматика.

– Отвали, Ферро. Ты лгал мне. Первое время ты притворялся кем-то другим и не открылся мне, пока тебе не пришлось это сделать.

– Это не правда.

– Пф, правда. Если бы не явились мой брат с Дином, ты бы не рассказал мне. Я бы узнала и почувствовала себя глупо, когда позже какой-нибудь репортер узнал тебя. После всего, что между нами было...– я сжимаю губы. Прекрати говорить. Я знаю, что собираюсь сказать то, чего не должна говорить, то, о чем я бы пожалела.

Питер вздыхает и опирается головой на сиденье.

– Я бы сказал тебе, Сидни. Я хотел тебе рассказать, но об этом не так легко говорить. Ты из тех людей, кто должен понимать это.

– Да, я понимаю. Я понимаю это, но дело в том, что я рассказала тебе, что случилось со мной. Все тебе рассказала. А ты же рассказал только половину. Если ты не доверяешь мне...

– Это не так.

– Тогда что? Господи, скажи что-нибудь! Ты просто сидишь здесь весь день задумчивый, словно недовольная супермодель. Что, черт возьми, с тобой не так? Просто скажи то, что ты хочешь сказать!– я зла на него. Я никому не изливала душу, как сделала это с ним, а Питер сдерживается. Я не могу это выносить. Я не могу вынести то, что он знает меня изнутри, а я не знаю даже его чертового имени.

– Я не могу, Сидни! Я просто не могу!– теперь он кричит, руки взметаются, словно он не знает, куда их деть, – я знаю, что облажался. Ничего из того, что я скажу, не исправит это. Ничего из того, что я сделаю, не покажет, как мне жаль. Я потерял тебя, но ты сидишь рядом со мной!– он хватается за приборную панель и поворачивается, чтобы посмотреть на меня. – Ты уничтожаешь меня. Я думал, что смогу справиться с этим, думал что смогу...

Пылкая речь Питера обрывается. Он смотрит назад, когда в зеркале заднего вида появляются мигалки. Питер смотрит на меня, сползает вниз на сиденье и проводит рукой по лицу.

– Черт. Как быстро ты едешь?

Я прерываю его злобным взглядом, когда съезжаю к обочине. Понятия не имею. Я хочу кричать и бить кулаками. Внутри меня миллион эмоций, которые хотят вырваться на свободу. Я стискиваю зубы и сворачиваю с дороги на обочину. Опускаю окно и кладу руки на верхнюю часть руля, туда, где офицер сможет их увидеть.

Он пользуется этим временем, чтобы подойти. Это патрульный. Он постарше нас, его кожа обветренная, черты лица угловатые. Он наклоняется и заглядывает в машину.