Изумительный Морис и его ученые грызуны

Пратчетт Терри Дэвид Джон

– Не говори словечка! – взмолился грабитель.

– Идет, – согласился Морис. – В наказание мы заберем твою лошадь, а тебе достанется карета, потому что это кража, а воровать позволено только ворам. Согласен?

– Как скажешь! – откликнулся грабитель, но тут же, подумав, поспешно добавил: – Но только, пожалуйста, ничего не говори!

Бедолага по-прежнему глядел прямо перед собою. Он видел, как из дилижанса вышли мальчишка с котом. За спиной его слышались разнообразные звуки: эти двое забирали его лошадь. Грабитель подумал

о мече. Ну да, ему, конечно, достанется целый почтовый дилижанс, но ведь есть еще такая штука, как профессиональная гордость!

– Ладно, – снова раздался кошачий голос. – Мы уходим, а ты пообещай, что с места не двинешься, пока мы не скроемся из виду. Обещаешь?

– Слово вора, – отозвался грабитель, медленно опуская ладонь на рукоять меча.

– Хорошо. Мы тебе, безусловно, доверяем, – откликнулся кот.

Грабитель почувствовал, как штаны его стали значительно легче – крысы высыпали наружу и порскнули прочь. Звякнула упряжь. Он выждал мгновение, затем стремительно развернулся, выхватил меч и кинулся вперед.

Ну, чуть-чуть вперед. Он бы, конечно, не грянулся оземь с таким грохотом, если бы кто-то не связал вместе шнурки его ботинок.

Все говорили, он просто изумителен. Изумительный Морис, вот как его прозвали. Но он вовсе не собирался никого изумлять. Просто так вышло.

Когда в один прекрасный день, сразу после обеда, он посмотрел на свое отражение в луже и вдруг понял: «Это ж я», он сразу догадался: что-то тут не так. Прежде он себя не осознавал. Конечно, вспомнить, что он там про себя думал до того, как стал изумительным, было непросто. Кажется, прежде в голове его плескалось что-то вроде супа.

А потом еще эти крысы, которые жили под мусорной кучей в углу его законной территории. Морис понял, что крысы учености не чужды, когда напрыгнул на одну такую, а крыса возьми и скажи: «Послушайте, а может, сперва поговорим?» – и какая-то часть его изумительно нового сознания подсказала: нельзя жрать того, кто владеет даром речи. По крайней мере, не выслушав сперва до конца.

Крысой этой была Персики. Она оказалась совсем не такой, как все прочие крысы. Равно как и Фасоль Опасно-для-Жизни, Пончик Вход, Гуталин, Гуляш, Большие Скидки, Токси и все остальные. Но, в конце-то концов, и он, Морис, больше не был таким, как прочие коты и кошки.

Внезапно оказалось, что прочие коты и кошки ужасно глупые. Так что Морис теперь предпочитал держаться крыс. С ними хоть поговорить можно. Он отлично с ними ладил, пока помнил, что ни в коем случае нельзя жрать их друзей-знакомых.

Крысы постоянно изводились насчет того, с чего это они вдруг поумнели. Морис считал это пустой тратой времени. Как вышло, так вышло, чего уж там. Но крысы все судили да рядили, – может, они чего с мусорной кучи съели? – и даже Морис понимал, что это все равно не объясняет, с какой стати изменился он сам, ведь он-то никогда не ел никакой помоечной гадости. А с той мусорной кучи – тем более, памятуя о том, откуда она взялась…

Про себя Морис решил, что крысы, откровенно говоря, твари тупые. Ладно,

пусть умные, но – тупые. Морис – дело другое, Морис – ушлый, он прожил на улице четыре года, нос его покрыт шрамами, а от ушей почитай что ничего не осталось. Он выступал так вальяжно, что, если бы не сбавлял шаг, того гляди опрокинулся бы. Когда он распушал хвост, прохожим приходилось обходить его по широкой дуге. Да уж, не будучи ушлым, поди продержись на улице четыре года – тем паче когда вокруг рыщут все эти собачьи своры и предприимчивые скорняки! Чуть зазеваешься – и станешь обедом и парой перчаток. Приходится быть ушлым, без этого – никак.

А еще надо быть богатым. Ему пришлось долго объяснять крысам, что это такое, но Морис исходил город вдоль и поперек и знал, как в нем все устроено. Деньги, втолковывал он, это ключ, отпирающий все двери.

И вот однажды он повстречал глуповатого на вид парнишку, который играл на дудочке, перед ним лежала кепка, а в кепке – монетки, – и Морису пришла в голову идея. Изумительная идея. Вот так нежданно-негаданно, бац! – и его осенило. Крысы, дудочка, глуповатый на вид парнишка…

И Морис сказал:

– Эй ты, глуповатый парнишка! Хочешь сколотить целое состоя… не туда смотришь, малыш, я тут, внизу…

Уже занимался рассвет, когда конь разбойника вышел из лесу, преодолел перевал и остановился в удобной рощице.

Ниже протянулась речная долина, а к скалам прилепился городишко.

Морис, потягиваясь, вылез из седельной сумы. Глуповатый парнишка помог крысам выбраться из второй. Грызуны всю дорогу ехали в тесноте, скорчившись на груде денег: вежливость не позволяла им признаться, что никто не хочет спать в одной суме с котом.

– Как называется город, малыш? – спросил Морис, усевшись на камень и глядя на крыши домов сверху вниз. Позади них крысы в очередной раз пересчитывали деньги и складывали их в аккуратные стопки рядом с кожаным кошелем. Они проделывали это каждый день. Даже притом что карманов у Мориса не было, ощущалось в нем что-то такое, отчего хочется пересчитывать наличность по возможности чаще.

– Дрянь-Блинцбург он зовется, – сообщил парнишка, сверившись с путеводителем.

– Кхе-кхе… а так ли нам туда надо, если городишко – дрянь? – спросила Персики, отвлекшись от счета.

– Ха, так ведь он зовется Дрянью вовсе не потому, что он такой плохой, – возразил Морис. – На самом деле это такое иностранное слово – «дрен», понимаете? Такие подземные трубки для осушения почвы.

– То есть на самом деле это Дрен-Блинцбург? – переспросил Пончик Вход.

– Ага, его назвали «Дрен», потому что… – Изумительный Морис замялся, но лишь на долю секунды, – потому что у них тут проложен этот самый подземный водоток, представляете? Здешние края очень отсталые. Об осушении болот никто и не слыхивал. А вот в Блинцбурге есть самый настоящий дрен, жители им ужасно гордятся и хотят, чтобы все об этом знали. Небось, чтоб на этот дрен хотя бы одним глазком глянуть, билет покупать придется.