Изумрудный дождь

Ли Линда Фрэнсис

Элли окинула взглядом свою обнаженную грудь, задранную юбку и густо покраснела.

— Сейчас это едва не произошло. — Он поцеловал ее в нос. — Но вот так я не хочу. Не теперь и не сейчас. Позже. — Элли недоуменно нахмурилась. Николас, опершись на локти, навис над ней и ласково обхватил ладонями ее лицо. — Когда мы поженимся. Поженимся.

Элли, закрыв глаза, потрясенно молчала. Николас склонился к ней, и она затрепетала от его нового долгого поцелуя.

— Элли, я твоя половинка, — тихо сказал он, как будто прочтя

ее мысли. — Как и ты моя половинка. Увидев тебя тогда, в зале суда, я очень скоро понял, что судьбой нам назначено быть вместе.

Элли притянула Николаса к себе и крепко обняла. От прилива чувств у нее перехватило дыхание. Она прижалась горячей щекой к его щеке. Господи, самое ее сокровенное желание начинает сбываться. Любить Николаса, принимать его любовь. Ей никто больше не нужен, потому что она любит только его — Николаса.

— Сейчас я понимаю, — продолжал говорить Николас, — да что там говорить, знаю, что без тебя не смогу жить. На торжественном приеме по поводу начала строительства я собираюсь сообщить о нашей помолвке. — Он увидел в ее глазах изумление и, подумав, что она не согласна, решительно добавил: — Мне без тебя не жить, Элли. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Глава 19

Несколько дней на берегу океана быстро превратились в пару недель. Шляпки и вежливые поклоны, заказы и деловые встречи, даже дорогая ее сердцу живопись напрочь вылетели у Элли из головы. Их место заняли яркое солнце и смех, полуночная луна, страсть, и, что самое удивительное, любовь к тому, кого ей следовало бы ненавидеть.

— Ники, Ники, — прошептала она про себя, стоя у окна верхней комнаты и наблюдая, как вдоль берега идет Николас. — Как же я выйду за тебя замуж? И как я смогу не выйти за тебя?

Она тяжело вздохнула. Николас шел по самой кромке прибоя, и набегавшие на берег волны разве что не лизали его ноги. От него исходили берущие за душу уверенность и сила, до странности напоминая ей о летнем Манхэттене. Николас был задумчив. Что-то угнетало его. Но что?

Может быть, он уже жалеет о том, что поддался порыву и сделал ей предложение?

С того вечера прошла неделя, и ни слова не было сказано о женитьбе, как будто они оба старательно избегали этой темы. Про себя Элли знала, что это так и есть. А вот Николас…

Он приближался к дому. Элли понимала, что его что-то гнетет. Николас переменился с того дня, когда Джим, обнаружив старый, написанный маслом портрет какой-то женщины, спросил у Николаса, кто это. «Это моя мать», — коротко ответил тот и быстро перевел разговор. Но что-то с тех пор точило и точило его изнутри.

Вдруг откуда-то выскочил Джим и побежал сначала по террасе, а потом и по пляжу к Николасу. Элли не могла отсюда слышать, о чем они говорили, но зато прекрасно видела радость Джима и улыбку Николасв. Николас, обычно сдержанный и холодный, всегда смягчался в присутствии Джима

и Шарлотты, не скрывая своей любви к ним.

Теперь Николас и Джим шли вместе и дружески о чем-то беседовали.

— Похоже, он не настолько плох, как я поначалу думал.

Элли вздрогнула от неожиданности и обернулась к двери.

— Барнард! Ты меня до смерти испугал! Барнард подошел к окну, встал рядом с Элли, и они вместе стали смотреть на океан.

— Он так добр к Джиму, — заметил Барнард и покачал головой. — Никогда бы не поверил, если бы не увидел собственными глазами.

— Честно говоря, я тоже не поверила бы.

— Думаю, это не совсем так. Когда Николас Дрейк в первый раз заявился к нам в дом, ты же сразу что-то в нем углядела, верно? Ты же молола языком так…

— … Как будто из меня выдернули затычку. Ты это хотел сказать? — договорила Элли, когда Барнард неуверенно замолк.

— Так оно и было, — оправдывающимся тоном сказал он. — Никогда ничего подобного не видел. Какой-то совершенно незнакомый тип стоит на пороге, а ты выкладываешь ему все про свою жизнь. — Он пожал плечами. — Ты с самого начала знала, что он добрый.

Вдруг на террасе появилась Шарлотта. Джим, похоже, ее тоже увидел, потому что со всех ног кинулся к дому. Николас остался стоять на месте. Вскоре сияющий Джим гордо вышагивал рядом с Шарлоттой, словно почетный эскорт. Николас присел на корточки и что-то сказал Шарлотте. Девочка обхватила дядю руками за шею, и тот легко поднял ее на руки. У Элли даже в глазах защипало.

— Точно, — задумчиво проговорил Барнард. — Он совсем неплохой малый. — Старик по-отечески обнял Элли за плечи, и она доверчиво приникла к нему. — Я вообще-то не собирался этого говорить, — заметил Барнард, — но рад, что он нас нашел.

Элли вздохнула и начала было отвечать, однако Барнард перебил ее:

— Давай, Элли, пойди и скажи ему, кто ты. Он любит тебя. По глазам видно. Все эти недели он и словом не обмолвился о твоем доме. Может, он оставил Гарри Дилларда в покое, а? Скажи ему, Элли. Он начал жить другой жизнью. — Барнард помолчал и все же договорил: — Тебе тоже пора это сделать.

Он вышел из комнаты. Элли осталась одна. В голове гудело от скачущих мыслей. «Скажи ему, кто ты. Он любит тебя».

А если нет?

Солнце клонилось к горизонту, окрашивая все вокруг в желто-оранжевые тона. Элли добралась до мола, в конце которого, подобно маяку, неподвижно стоял Николас. Он стоял один и явно размышлял о чем-то не очень приятном. Джим и Шарлотта уже давно вернулись в дом.

Он не обернулся, хотя наверняка услышал громкий стук ее каблуков по доскам. Она подошла и встала рядом, положив руки на перила. Так они стояли и молча смотрели на безбрежную гладь океана. Воздух пах мокрым песком и морской солью. «Вот это и есть счастье», — неожиданно для самой себя подумала Элли.