Изумрудный дождь
Шрифт:
Дрейк понял это по-своему и, навалившись на Элли всем телом, принялся исступленно целовать ее. Он жадно приникал губами то к ее губам, то к виску, то к шее. Николас зацеловывал ее, уже не сдерживая своего желания. Элли почувствовала, как его губы медленно заскользили по ее шее вниз, к груди. Николас взял ее левую грудь, легонько сжал и с наслаждением начал покрывать поцелуями.
С дерзкой уверенностью его горячая рука скользнула ей под подол и устремилась вверх по бедру. Элли вздрогнула и инстинктивно попыталась отпрянуть.
— Нет, Элли, нет. — Николас поцеловал ее и, бесстыдно высоко задрав юбку, начал решительно развязывать
— Открой мне себя, Элли, — повторил Николас.
Она лежала, смотрела на него и внутренне поражалась тому, что ей безумно хочется и погладить его по волосам, и высвободиться из его объятий. Но потихоньку она отодвигала все дальше и дальше свою давнюю решимость не допустить до себя мужчину. Ей хотелось, чтобы он трогал ее, ласкал, обнимал и целовал. И она не стала мешать его руке, проскользнувшей в глубину сомкнутых бедер. А когда он глубоко втянул в рот ее левый сосок и одновременно тихонько вдавил палец в нежную плоть, у Элли с губ сорвался стон наслаждения.
Когда Николас вот так же откровенно ласкал ее у картинной галереи, Элли потрясла острота пережитого наслаждения. Но здесь, в интимности спальни, сила переживания была непередаваемой. Николас гладил ее по нагим плечам, рукам, скользил ладонями по бедрам, ласкал груди. Рука снова настойчиво проскользнула к ее лону, и от ласкового поглаживания Элли со стоном приоткрыла бедра. Поцелуи Николаса стали легкими как перышко и от этого еще более желанными и сладостно-мучительными. Но вдруг Элли почувствовала, как его губы соскользнули с ее груди вниз, на живот, и легко устремились еще ниже. И поцелуй прямо в разгоряченную плоть.
— Николас! — в замешательстве вскрикнула Элли.
— Ш-ш-ш! — успокаивающе прошептал он. — Не бойся, любимая. Откройся, не стыдись. Я не обижу тебя. Я хочу войти в тебя легко и не больно.
Преодолев неуверенное сопротивление, он широко развел ей ноги и приник губами к женскому естеству. Под прикосновениями его губ Элли начала со стонами извиваться, настолько невыносимым было наслаждение. Когда он провел кончиком языка по крохотному бутону, скрытому в глубине ее лона, Элли вскрикнула от сладких мук и попыталась оттолкнуть голову Николаса.
— Тихо, тихо, — нежно попросил он. — Дай мне любить тебя, хорошо?
Николас продолжил свои ласки. Он уже дарил ей подобное наслаждение, и в глубине души Элли знала, что хотела испытать его вновь.
— Ну, милая, давай, давай, лети! — ободряюще проговорил Николас.
Бедра Элли затрепетали. Тело ее вздрагивало, и в какой-то момент все взорвалось безумным восторгом, и крик ее был подобен песне торжествующей любви. Николас крепко прижимал к себе ее дрожащее тело, и Элли млела в его заботливых и — Боже, неужели это правда? — любящих объятиях.
— Я не думал, что ты такая страстная, — проговорил Николас и чуть отстранился, чтобы взглянуть ей в лицо. Он снова поцеловал ее в губы, а потом еще раз за ухом. Привстав, он торопливо расстегнул и снял брюки. Отшвырнув их от себя, он стянул рубашку и тоже бросил на пол. Нагой, он всем телом приник к Элли, и девушка почувствовала, как к ее бедру прижалась его переполненная желанием плоть.
— Прикоснись ко мне, —
Поначалу она не могла взять в толк, чего, собственно, он от нее хочет. Но когда Николас, охнув, взял ее руку и настойчиво потянул вниз, она поняла. В самый первый момент было стыдливое удивление, но потом вместо ожидаемого отвращения она испытала лишь растущее чувство радости от ощущения в руке вздыбившегося мужского естества.
— Боже мой, Элли, как я хочу тебя! Я не знал, что можно так хотеть женщину! Господи, как мне хорошо!
Элли обмирала от восторга, когда от каждого ее легкого поглаживания Николас напрягался и с его губ срывался очередной сладостный стон. Наконец он схватил ее за руку.
— Я больше не могу, Элли, — проговорил он, прерывисто дыша. — Я постараюсь быть нежным.
Он приподнялся над ней и приблизился к ее беззащитному лону. Элли как-то особенно ясно осознала, что настал миг, который навсегда может изменить и его, и ее жизнь. Встретив его взгляд, она поняла, что Николас тоже об этом знает.
Николасу удавалось сдерживать свою страсть, и он входил в нее с изумительной нежностью, медленно погружая свою плоть все глубже. Почувствовав сопротивление, он замер. Единственное, что Элли могла отдать человеку, которого так горячо любила, была ее девственность. Николас понял и принял этот дар. Одним сильным движением он до конца вошел в нее. Тела их слились воедино, и две половинки наконец обрели друг друга. В этот миг Элли поняла, что узы, с которыми она так упорно боролась, ей не удалось разорвать. Сейчас, обретя последнее недостающее звено, которым оказалась их близость, узы эти приобрели законченность. «Можно ли вообще кого-нибудь так глубоко любить? — подумала она, упиваясь полнотой ощущений. — И любя, причинять такую мучительную боль?»
В этот момент Николас ритмично задвигался, и Элли забыла обо всем. Она отпустила свою страсть на свободу. Взрыв наслаждения пришел к ним одновременно, и сквозь сладостный восторг Элли почувствовала, как в нее жарко выплеснулась страсть Николаса. Девушка с каким-то отчаянием обняла своего возлюбленного, словно боясь, что он сейчас исчезнет навсегда и она не успеет хотя бы удержать в памяти эти мгновения неизбывного счастья.
Глава 27
Раннее утреннее солнце ярким оранжевым шаром поднималось над горизонтом. На небо уже начали наползать легкие облака, обещая дождливый день. Николас стоял посреди спальни и все не мог отвести глаз от листка бумаги, который держал в руке. «Дорогой Николас. Прости. Элли».
Всего одна строчка. Отголосок далекого прошлого вновь настиг его, напоминая о том, что ему так хотелось забыть.
Николас смотрел через окно в сад и ничего не видел. Элли ушла. Она не пила кофе на кухне. Не собирала в букет ранние осенние цветы. Она ушла.
Прячась в предрассветной темноте, она, как вор, ускользнула из дома. Наверняка кралась на цыпочках, чтобы, не дай Бог, не разбудить его. А он безмятежно спал, как последний дурак доверясь женщине, которой, он уже знал, нельзя доверять ни в чем. Николас горько рассмеялся. Он и правда дурак. Только глупцы не учатся на собственных ошибках. Так что он получил то, что заслужил, — очередную записку и очередное предательство. И опять от женщины, которую глубоко и беззаветно любил. Дрейк яростно смял листок и швырнул его в погасший камин.