Изуродованная любовь
Шрифт:
Прошло два дня, а может быть и три. Она подошла и встала возле клетки.
– Высунь свои соски через прутья клетки, - приказала она.
– Я не хочу, - сказала я. И я имела ввиду именно это. Я ненавидела ее за то, что она сделала со мной. То, кем я стала.
– Тогда ты будешь оставаться в этой клетке, пока не научишься слушаться меня.
Здесь у меня не было никаких шансов. Я должна была выйти из клетки. Я просунула свою грудь через прутья.
– Отлично, - похвалила она и, приложив свой рот к одному из моих сосков, всосала его.
Я была настолько шокирована, что отпрянула от
Она хотела меня унизить, чтобы доказать мне, что все, о чем я думала, отвратительное и низкое, что со мной могут делать что угодно, против моей воли и безнаказанно. И я ни черта не могла сделать, чтобы остановить это. Она тихо рассмеялась и намеренно схватила мою грудь своими грубыми руками, сжав ее до боли.
– Что бы ты сделала, чтобы хорошо вытереться мокрым, горячим полотенцем? – усмехнулась она.
Я не ответила ей, но чувствовала себя такой грязной, что мысль о горячем полотенце была как вспышка чего-то приятного из прошлого.
Той ночью меня накормили должным образом: большим куском жареного мяса оленины. Это правда, я напала на него и съела, как настоящее животное.
– Когда можно будет выйти из клетки? – спросила я.
– Скоро. Покажи мне хорошее поведение.
Я стала забитым покорным существом. Когда она просила, я вытаскивала свою грудь через прутья и терпела ее жесткий рот. На этот раз она дала мне холодец. Я знала, чем она занимается, но что я могла поделать? В клетке, голая, голодная, немытая… без возможности сбежать.
В ту ночь она, должно быть, снова одурманила меня, потому что я провалилась в глубокий сон. А когда проснулась, то была еще голой, но лежала на полу. Железные ножные кандалы были на моей правой ноге. Почти метровая цепь удерживала меня в кандалах у опорной балки дома.
– Ключ спрятан кое-где в безопасности за пределами этого дома. Поэтому, если со мной что-нибудь случится, ты сдохнешь от голода здесь.
– Я буду молиться, чтобы с вами ничего не случилось, - ответила я.
– Держи, – сказала она и протянула мне помидор. Я укусила его. Запах и вкус сока на моем языке были потрясающими.
Она смотрела на меня:
– Я вырастила сама. У меня был хороший урожай в этом году.
Я затолкала в рот последний кусок и вытерла рот тыльной стороной ладони.
– Хочешь еще?
Я кивнула. Уже тогда я знала, что придется заплатить. Но это будет плата не за помидор, это плата, чтобы находиться вне клетки.
Глава 7
Моя боль становилась особо острой и была связана с ней. Она научила меня использовать свои пальцы и рот. Я делала все, что она требовала. Пока я это делала, она нежно гладила меня по волосам и поощряюще мурлыкала. Потом она дергалась в конвульсиях, и, пока кончала, тянула меня за волосы. Звуки, которые вырывались из ее горла, были подобны животным. Она напоминала мне страдающего зверя. Я мрачно смотрела на нее и чувствовала себя мертвой внутри. Мое сознание стало настолько отрешенным, что я не могла связно мыслить. Оттолкнувшись от ее
– Кружево моей мамы все еще у вас?
Она даже не притворилась, что не поняла. Я угадала. Она украла его у моей сестры.
Она сузила глаза.
– Ты хочешь его? – спросила она.
– Да, это последнее, что у меня осталось от моей мамы.
– Что ты сделаешь за это?
Я почувствовала холод и оцепенение. Мой рот был искривлен в гримасе, и слова просто вырвались наружу.
– Все, что пожелаете.
– Однако же, как ты будешь его хранить? Мужчины заберут его у тебя.
– Я подошью его к подолу моего платья.
Пол заскрипел под ее весом, когда она медленно пошла в спальню. Кружево по-прежнему находилось в ткани, в которую его завернула мама. В горле образовался ком. Я хотела закричать на нее, чтобы она не прикасалась к ткани, не разворачивала ее, чтобы не испачкать кружево и не испортить его запах. Это принадлежало моей маме. Это единственное, что осталось от нее. Она положила его на пол рядом со мной и провела руками по моим бедрам и между моих ног. Я ничего не делала. Все тело пребывало в онемении. Я не думала, что когда-нибудь сумею собраться с силами.
– Ты хотела бы сегодня вечером сидеть вместе со мной за столом? – предложила она, когда вернулась.
– Цепь не позволит добраться до стола, – сказала я, глядя на нее невинно.
Она кивнула и начала готовить. Было уже темно, когда она сняла мои оковы.
– Для тебя есть одежда, она разложена на кровати. Надень ее.
Я пошла в спальню. Там стояла деревянная кровать, шкаф и старый комод. В ее спальне было холодно. Я закрыла за собой дверь. Было только небольшое окно, а дверь была заперта. Я надела оставленную для меня одежду. Она пахла плесенью и была слишком большой, но я была благодарна и за это. Прикосновение одежды после того, как ты была голой так долго, нельзя объяснить, только испытать. Это было словно мне вернули мое достоинство. Я снова была человеком.
У меня был план. Сегодня я хочу бежать. Я хотела дождаться, когда она напьется и захрапит, а потом я бы ускользнула.
На столе стояли зажженные свечи. Это было сродни тому, что делает жена для мужа на их годовщину. Это разозлило меня. Я встала у двери, а она подняла глаза, сжала руки в кулаки и испустила дрожащий вздох.
– Иди ешь, – грубо сказала она.
Я подошла к столу, заставленному едой. Она глотнула вино из своего бокала и потянулась за хлебом. Это был странный ужин. Снаружи пошел снег. Белые хлопья падали с черного неба. Внутри было тепло. Женщина передо мной была спокойна и закутана в одеяло какой-то внутренней печали.
– Даа, сегодня будет очень холодно. Человек может замерзнуть, и никто не найдет его, пока снег не растает весной, если звери не отыщут его труп первыми.
Я отрезала небольшой кусок картофеля.
– Да, было бы безрассудно пойти гулять в такую погоду.
– Тебе нравится это вино? – тихо спросила она.
Я отхлебнула.
– Лично я предпочитаю пиво или водку.
– Так почему же вы подали вино?
– Я подумала, что тебе оно может понравиться. Ты выглядишь именно так.