Известный Алексеев. Т. 6. Избранные стихотворения
Шрифт:
вращая башней
и урча от злобы.
Пастушка взвизгнула,
но смелый пастушок
отважно пальцем погрозил злодею.
Танк развернулся
и уполз в кусты.
«Наверное, танкист сошел с ума, —
подумал я, —
война давно прошла,
а он себе воюет и воюет.
К тому же век он перепутал —
из двадцатого
заехал в восемнадцатый, бедняга.
Ведь там бензина
Потом ему придется
пройти пешком
лет двести».
Охота царя Ашшурбанипала
– Что за шум?
– Ашшурбанипал охотится.
Вот он стреляет из лука,
и издыхающий лев
ползет по песку,
волоча задние ноги.
Охота так охота —
тут не до жалости.
Вот он садится за пулемет,
и полсотни львов
бьются в агонии,
изрыгая на песок красную кровь.
Охота такое дело —
без крови не обойтись.
Вот он нажимает кнопку,
и вся пустыня
со всеми львами
взлетает к чертовой матери.
Охота пуще неволи —
ничего не поделаешь.
– Но что еще за шум?
– Нашему царю стало дурно —
он слишком впечатлителен.
Обманчивая тишина
Было очень тихо.
За прутьями арматуры,
торчавшей из взорванного дота,
светлело маленькое лесное озеро.
«Тишина обманчива», – подумал я.
И тотчас
железо закричало
страшным предсмертным криком,
а поверхность озера
покрылась трупами солдат,
покрылась сплошь,
как ряской.
«Так я и знал!»– подумал я
и пошел прочь,
натыкаясь на остолбеневшие от ужаса
молодые сосны.
Они и не подозревали,
что тишина так обманчива.
Бабий яр
Говорят,
что пулеметчики
были веселые белобрысые парни.
Говорят,
что в перерывах
они пили молоко
и один из них играл на губной гармошке.
Говорят,
что рядом с пулеметчиками
сидели два
каких-то странно
одетых типа —
один смахивал на Данте,
а второй был вылитый Вергилий.
Они хлопали в ладоши
и истерически хохотали.
Говорят,
что
чтобы не было свидетелей.
«Солнце лежит на черте горизонта…»
Солнце лежит на черте горизонта,
оно слегка приплюснуто.
Тень моя бесконечна,
она пришита к моим ступням.
А на небе видна восьмерка,
ее начертал реактивный истребитель.
Горизонт прогнулся
под тяжестью солнца.
Я еле иду,
волоча за собой свою тень.
А восьмерка
смущает меня своей загадочностью.
Подойду
и откачу солнце с линии горизонта.
Оно горячее,
но ничего —
надену варежки.
Возьму ножницы
и отрежу от себя свою тень.
Она плохо режется,
но не беда —
справлюсь.
Возьму тряпку
и сотру с неба восьмерку.
Она высоко,
но я дотянусь —
не маленький.
Наведу порядок
и успокоюсь
до поры до времени.
Сила любви
Еду в автобусе.
Предо мною
милый девичий затылок
с гладкими русыми волосами.
Я тотчас влюбляюсь
в этот девичий затылок,
я тотчас влюбляюсь
в эту девушку с русыми волосами,
я люблю ее беспамятно
и безнадежно.
Пусть эта девушка
окажется высокой и стройной! —
говорю я себе.
Девушка встает,
и – о чудо! —
она и впрямь высокая и стройная!
Пусть у этой девушки
окажется красивое лицо
с нежной белой кожей! —
говорю я себе.
Девушка оборачивается,
и – о чудо! —
у нее красивое лицо
с нежной белой кожей!
А теперь
пусть у этой девушки
окажется изящная женственная походка! —
говорю я себе.
Девушка выходит из автобуса
и идет по тротуару
изящной женственной походкой.
– Браво! – кричу я
и смеюсь, как ребенок.
– Эта девушка будет счастлива, —
говорю я соседям по автобусу, —
вот увидите!
Статуя
Я встретил в парке
бронзовую статую.
Нагая женщина
стояла неподвижно,
а любопытный
хладнокровный снег
скользил по черной
выгнутой спине,