Изящное искусство смерти
Шрифт:
— Две тысячи миль? — Райан не скрывал изумления.
— Здесь холодно, — сказал отец. — Может, не будем стоять на улице и привлекать внимание соседей, а пройдем в дом?
— Нам нужно ехать в Скотленд-Ярд, — безапелляционно заявил Райан.
— А в вашем экипаже имеется уборная или вы остановитесь по дороге, чтобы мы могли ее поискать? — спросил отец и повернулся ко мне. — Дорогая, извини за такие подробности.
Теперь уже отец пошел на хитрость.
— Ничего страшного, папа.
— А в доме уборная самая что ни на есть примечательная, — сообщил отец полицейским. — Наша экономка говорит, ее оборудовали устройством вроде того, что демонстрировалось на Всемирной выставке в Гайд-парке три года назад. «Нажал — смыл» — такая, кажется, табличка висела возле него. Экономка рассказывает, что изобретатель брал пенни за каждый «смыв». Всемирную выставку посетило почти шесть миллионов человек. И каждый заплатил по пенни, представляете?
— Ну хорошо, — вздохнул Райан. — Пройдемте в дом.
Когда мы вчетвером вошли в гостиную, миссис Уорден последовала за нами и всем своим видом выражала живейший интерес к происходящему; похоже, она не могла дождаться, когда же Любителя Опиума начнут допрашивать полицейские.
— Я разожгу камин, — предложила она, найдя повод остаться и послушать.
— Не утруждайте себя, — сказал Райан. — Мы здесь не задержимся, так что не стоит нагревать комнату.
— Отец ничего не ел с самого завтрака, — обратилась я к экономке. — Принесите, пожалуйста, чай и бисквиты.
Миссис Уорден не двинулась с места.
— Пожалуйста, — с нажимом попросила я.
Экономка с неохотой отправилась выполнять свои обязанности, при этом едва не застряла широченным платьем в дверях. Я предположила, что она станет подслушивать из кухни.
После ухода миссис Уорден все мужчины по очереди — сказывалась холодная погода — воспользовались тем, что отец продолжал именовать уборной. Она находится у нас на первом этаже. Несмотря на то что живем мы в фешенебельном районе Лондона, где специальная компания подает воду в жилые дома, работает система ненадежно. Если бы уборная располагалась выше, давления воды для ее нормальной работы было бы недостаточно.
Хотя все в доме ходили туда-сюда, я заметила, как отец украдкой поднялся по лестнице, а через пару минут вернулся в гостиную. В помещении было довольно прохладно, но лоб отца покрывала испарина. Утром он тоже вспотел, но тогда лоб блестел от физических упражнений, а сейчас… такого рода испарина была мне, к сожалению, хорошо знакома и могла означать только одно.
— О, отец, — прошептала я с досадой.
Он только пожал плечами. Пальто с левой стороны оттопыривалось — там, конечно же, находилась фляжка с лауданумом. В общем, этого следовало ожидать — ведь я знаю, как тяжело (в физическом смысле) отцу, когда он общается
— Что вы хотели сказать этим «о, отец»? Что-то важное? — полюбопытствовал констебль Беккер.
Взгляд его перебегал с моего лица на лицо отца. При свете горевшей в гостиной лампы я увидела на подбородке у констебля шрам. Впрочем, этот маленький изъян его нисколько не портил.
— Дочь просто обратила мое внимание, что она очень устала.
— Отец, совсем наоборот.
— Вчера вечером вы отправились на прогулку? — спросил Райан.
— В последнее время я неспокойно себя чувствую, — ответил отец. — Не стыжусь признаться, что задолжал большие суммы денег. Мне пришлось единовременно внести арендную плату за шесть квартир.
— Отец, если бы не твои книги, тебе не нужно было бы столько. — Я повернулась к констеблю и пояснила: — Он забивает книгами один дом, потом снимает другой и так далее.
— Эмили, это семейное дело, и давай не будем выносить сор из избы. Некоторые домовладельцы были настолько бессердечны, — сообщил отец, обращаясь к полицейским, — что волокли меня в суды и даже в тюрьму.
— В тюрьму? — встрепенулся Райан.
— Да, в тюрьму. И как я мог, по-вашему, там работать, чтобы расплатиться с долгами и содержать свою дорогую, ныне покойную, жену и восьмерых (тогда восьмерых) детишек? Спасибо друзьям, которые погасили мои долги, так что я смог выйти на свободу. Но теперь, как вы понимаете, я был должен еще и друзьям, так же как домовладельцам, мяснику и пекарю. Видите, это нарастало как снежный ком. Порой, чтобы не попасть в лапы бейлифа, я вынужден был ночевать в стогу сена. Но все это сущие мелочи по сравнению с тем, что мне довелось пережить, когда я в возрасте семнадцати лет жил на холодных лондонских улицах.
Констебль нахмурился.
— Мисс Де Квинси, ваш отец всегда разговаривает подобным образом?
— Каким? — удивился отец.
— Столько слов и так быстро.
— Не быстро, — возразил отец. — Это все остальные говорят медленно. Я просто вязну в их речах и страстно желаю, чтобы они побыстрее облекали мысли в слова. Ммм, констебль Беккер, не хотелось бы, чтобы вы сочли это за дерзость, но у вас левая штанина ниже колена в крови.
— В крови? — Констебль взглянул на ногу. — Да. Наверное, разошелся один из швов.
— Что с вами случилось?
— Прошлой ночью на меня напали две свиньи.
Теперь уже отец казался сбитым с толку.
Миссис Уорден протиснулась в дверь и поставила на стол поднос с чашками, чайником и тарелочкой с бисквитами. Разлила чай, но не вышла из комнаты, а встала в сторонке.
— Благодарю вас.