Изяслав

Росоховатский Игорь Маркович

— Скажи, что с тобой, милая девушка? — спросил он.

Голос, в котором звучало сочувствие, заставил Люду выпрямиться и поднять глаза. Её глаза, в которых стояли слёзы, показались Болеху нестерпимо тоскливыми.

— Отец, — произнесла она, показывая на тело, подле которого стояла на коленях. — Я пришла похоронить его…

Эти слова вызвали сочувствие и у окружающих.

— Отец… отец! — отозвались несколько человек, но никто из них не понимал, что всё-таки случилось и почему здесь столько повешенных.

На

поляну въезжали остальные всадники; они окружили Люду и убитого медведя, все смотрели на лежавшие на земле и болтавшиеся ещё на дубах тела несчастных.

Кто-то из отряда, по-видимому, слыхал от киевлян о расправе Мстислава и знал, как он расчищал своему отцу путь в город.

— Ого-го!.. — воскликнул этот человек. — Так вот где Мстислав вершил своё правосудие!

Эти слова вызвали у девушки жалобный вопль, она нагнулась над трупом отца и стала покрывать его поцелуями и слезами.

— Бедный мой, бедный отец!.. Чем же ты провинился, что они отняли у тебя жизнь?

Сцена эта произвела тяжёлое впечатление на присутствующих, но все хранили молчание, не зная, что делать.

Один из всадников обратился к Болеху:

— Не плакать же ей здесь целый день!

— Надо бы отвезти её домой! — заметил Болех и потом как бы про себя прибавил: — Дать бы знать на княжий двор… да похоронить старика… и других — тоже… Не ждать же, пока их растерзают дикие звери!

Кто-то из всадников громко заметил:

— Изяслав велел своему сыну повесить их, а теперь станет хоронить? Вздор какой!

Разговор прекратился, но вопрос, что делать с молодой девушкой и мёртвым, не был решён.

— Ну-ну, довольно плакать, красавица! — произнёс Болех. — Я прикажу отвезти тебя домой, при мёртвых оставлю стражу, а потом пришлю людей, чтобы похоронить твоего отца.

Речь Болеха привела Люду в чувство.

— Не пойду, — отвечала она. — Не могу я оставить его здесь на поругание.

— Но и тебе здесь нельзя оставаться, — заметил Болех.

Люда как будто не слыхала его слов, но, когда Болех повторил, что он поставит стражу подле мёртвых, перестала плакать и недоверчиво взглянула на него.

Он понял её сомневающийся взгляд.

— Мечек! — крикнул он одному из всадников. — Возьми ещё двоих и останься здесь, пока я не пришлю людей похоронить умерших.

От отряда отделилось несколько охотников. Болех посадил Люду к себе в седло. Она не сопротивлялась и не произнесла ни одного слова, точно онемела. Отряд в беспорядке выехал из чащи на тропинку, построился в ряды и медленно двинулся в направлении Крещатика, вступив на мостик, небрежно перекинутый через ручей, который стремил своё течение между вербами к Днепру.

За ручьём тропинка круто взяла в гору. Проехав порядочное расстояние, отряд спустился вниз, где лес уже редел. Направо тянулась дикая пуща, а налево, между разбросанными там и сям деревьями, отражался Днепр широкой длинной лентой.

За ним зеленел Турханов остров и блестел на солнце крест монастыря Святого Николая.

Здесь дорога разветвлялась: одна развилка вела на Берестово, другая, налево, за Печерскую лавру, на Выдубичи, где стоял княжеский терем, называвшийся Красным двором. Расположен он был над Днепром, в очаровательной местности, всего за год до этого построенный и отведённый для короля Болеслава.

Людомира блуждающим взором скользила по окрестностям, не понимая и не чувствуя, что вокруг неё происходит.

По дороге отряд не встретил ни одной живой души; люди прятались в хаты и мазанки, а то уходили с жёнами, детьми и скотом в Дебри, так как вести о расправе Мстислава облетели все окрестности и нагнали страху.

Когда отряд выехал на поляну, Людомира спросила;

— Куда ты меня везёшь?

— На Красный двор, — отвечал Болех.

В ту же минуту между деревьями замелькал частокол и показались постройки Красного двора.

Детинец был переполнен солдатами. Когда Болех въехал в него, дружинники, видя в седле женщину, по обыкновению стали шутить.

— Эге, брат! — говорили они развязно. — Ты, кажись, не зевал.

Болеху не понравилось шутливое замечание.

— Да, не зевал… — холодно отвечал он.

— Где же ты поймал эту лань?

— Это моё дело!

— Конечно, если поймал, так твоё, и никто у тебя не отнимает…

Пока Болех огрызался, его спутники успели уже рассказать другим обо всём случившемся и вызвали своим рассказом сочувствие к девушке.

Молчаливая и задумчивая, Люда стояла неподвижно перед рундуком.

Дали знать королю, который находился в горнице. Спустя несколько минут он вышел в сени под рундуком и, удивлённый, загляделся на красивую девушку.

Людомира, сложив опущенные руки, безучастно смотрела перед собой и ничего не видела.

Король обратился к кучке стоявших воинов:

— Откуда ты взял, Болех, эту пленницу?

— Это сирота, милостивый король, — отвечал тот, подходя, и принялся рассказывать ему о приключившемся.

Их беседа вывела Люду из оцепенения.

Она подняла на короля свои прекрасные голубые глаза и пристально взглянула на него, будто узнавая. Затем окинула взглядом весь двор, и ей показалось, что рыцари, кони и тот, кого называли королём, были знакомы ей, что она уже видела их где-то… Она силилась припомнить.

Вдруг девушка закрыла лицо обеими руками и вскрикнула:

— Боже, Боже!..

В её воображении возник образ, который ещё так недавно был вызван силою заклинаний… Она узнала воинов, коней и короля… Король — это тот самый человек, который представлялся ей ехавшим впереди отряда воинов, когда она в памятный ей вечер смотрела в оконце своей девичьей светёлки, и которого она видела стоящим на верхушках деревьев в саду её отца.