Изяслав
Шрифт:
Торжественно вступил Изяслав в Киев, проскитавшись несколько лет по чужим землям. Но недолго он пожил спокойно. По совету боярина Тукы он не дал волостей сыновьям брата своего Святослава, те ушли в Тмутаракань, пришли назад с половцами, и в битве близ Чернигова Изяслав был убит 3 октября 1078 года.
Францишек
НА КРАСНОМ ДВОРЕ
I. Вече
125
Подол — северная часть Киева, расположенная на равнине по правому берегу Днепра. Древний центр ремёсел и торговли.
126
Перун — бог грозы в индоевропейской и славяно-русской мифологии. В IX — X вв. на Руси — покровитель князя и его дружины. Глава языческого пантеона — бог среди богов.
127
Аскольд (? — 882) — древнерусский князь. По преданию, правил вместе с Диром (? — 882) и так же, как и он, был убит князем Олегом. Аскольдова могила — часть парка на правом берегу Днепра, где, по преданию, похоронен Аскольд.
В центре города жил Изяслав на княжьем дворе, называвшемся также и Ярославовым, расположенном неподалёку от церкви Святого Василия, то есть в том самом месте близ Боричева оврага, где сидел Кий [128] , первый князь Киевский. Рядом с великим двором находились терема Ольги, церкви Десятинная, в честь Богородицы, Андрея и Фёдора, а также обширный двор деместников, или певцов; тут же помещались терема князей, обнесённые особыми стенами с воротами Святой Софии, соединявшими двор с другим концом Горы, называемым Софийским концом. Здесь находилось жильё воевод и бояр.
128
…где сидел Кий… — По существующим легендам, Кий и его братья Щёк и Хорив основали
К концу княжения Ярослава, правившего твёрдою рукою, обитатели Горы охотно переселялись на Подол, где создался свободный самосуд народа, представлявший сильную оппозицию княжеской власти. У киевлян там был свой торг или торговые конторы, учреждённые для торговли с болгарами и греческими колониями, и своё вече.
Князья, сидевшие на Горе, неохотно смотрели на эти народные собрания, которые не только умаляли их величие, но часто принимали угрожающий характер. Однако народ, находясь вдали от гридней и дружины, чувствовал себя свободнее и охотнее отзывался на вечевой звон.
Именно в данное время в Киеве было беспокойно, в особенности на Подоле; народ волновался и шумел, измышляя на князя и воевод разные небылицы.
Это было осенью, по возвращении Изяслава с дружиною из похода, предпринятого им вместе со Святославом Черниговским и Всеволодом Переяславльским на половцев. Поход не удался. Хотя братья соединили свои войска в решимости победить общего врага, вышло наоборот — половцы победили их, и князья потеряли охоту бороться с кочующим народом, разойдясь по домам в надежде, что в их укреплённых городах им будет легче защищаться.
Половцам это было на руку. Они избавились от неприятеля, перед ними были открыты все дороги, и они стали совершать набеги на Переяславльское княжество, а затем, переправившись через Неводницкий перевоз, обошли по берегам Лыбеди Киев и начали беспокоить окрестных жителей, грабя их и разоряя.
Внутрь города нельзя было проникнуть, его надёжно охраняли. Постоянную же осаду вести было невозможно, так как силы половцев были весьма слабы; поэтому они нападали на сёла и деревни, на городские предместья, наводя ужас на жителей, которые видели их впервые. Половцы не вступали в открытый бой; они только грабили и жгли всё, что встречали на своём пути.
Особенно пострадали от их набегов сады и огороды киевлян, к которым проще всего было приступиться; грабители хватали каждого, кто осмеливался выйти на улицу; жители боялись выходить за городские стены, чтобы попоить лошадей в Лыбеди.
В такой же, если не большей, опасности находился и Подол, потому что эта часть города отгорожена была от Оболони только частоколом и рвом. Почти каждую неделю в Киеве нет-нет да и возникал переполох.
Между тем Изяслав не делал ничего для обороны города и защиты киевлян: он только сидел в своём великокняжеском дворце и пировал с дружиною.
Это последнее обстоятельство вызывало неудовольствие киевлян.
— Нам нужен князь не для пиров, — слышались голоса недовольных, — а для защиты.
— Место дружинников не в княжеских палатах, — говорили иные, — а в рядах рати и в поле.
Эти слова доходили до слуха Изяслава, и нередко доставалось воеводе Коснячко, который не принадлежал к числу людей, боявшихся говорить правду. Он гордился дружбою и доверием князя, знал свой долг и обязанности по отношению к Руси, поэтому при каждом удобном случае высказывался смело и справедливо.
Тем не менее киевляне не переставали обвинять и воеводу, которого считали правою рукою князя, хотя князь редко пользовался услугами Коснячко, так как окружил себя новыми друзьями и дружинниками.
Как только в народе началось брожение, Коснячко поехал на княжий двор.
— Скверно, князь, — сказал он. — Половцы разоряют нас, а ты держишь у себя дружину, кормишь, поишь её да одеваешь в золото и дорогие ткани…
— Потому что я со своею дружиною это злато добываю, — отвечал подгулявший князь. — Если дружина при мне, значит, и вся сила на моей стороне.
— Быть может, ты прав, княже, — задумчиво отвечал воевода, — но народ бунтует. Дружина твоя — малость, а народ — сила. И если ты со своею дружиною не станешь защищать народ, он сумеет сам себя защитить от врага.
Изяслав недовольно поморщился.
— Воевода! — грозно заметил он. — Ты не на боярском совете! Позовут тебя, тогда и будешь говорить…
Ответ князя был ясен воеводе, и, нахмурясь, он отправился восвояси.
Между тем Изяслав по обыкновению или пировал с дружинниками, или охотился в Дебрях с рогатиною на медведей и волков, а то и с кречетами — на лебедей…