Изюм от Дон Хуана, или Велосипед для паралитика
Шрифт:
Я сказал, что сегодня день тоналя, потому что сегодня я хочу иметь дело только с ним. При помощи своего костюма я хотел показать, что воин обращается со своим тоналем особым образом. Как видишь, костюм сшит по последней моде, прекрасно на мне сидит, и я выгляжу в нем очень естественно. Но тщеславие здесь ни при чем — я надел его только затем, чтобы показать тебе свой дух воина, свой тональ воина.
Сегодня эти женщины дали тебе первый урок тоналя. Если ты будешь небрежен со своим тоналем, жизнь обойдется с тобой так же безжалостно.
Неожиданно я почувствовал, что теряю почву под ногами и с отчаянием попросил его объяснить, что же я должен понять. Дон Хуан громко рассмеялся.
— Взгляни-ка лучше на этого парня в зеленых штанах и розовой рубашке, — прошептал он, указывая на тощего молодого человека с острыми чертами лица, стоявшего почти перед нами. Казалось, он не знал, куда пойти — к церкви или к улице. Дважды он поднимал руку в направлении церкви, как бы уговаривая себя идти туда. Затем он уставился на меня отсутствующим взглядом.
— Посмотри, как он одет. Посмотри на его ботинки. — шепотом сказал дон Хуан.
Одежда молодого человека была мятой и грязной, а его ботинки пора было выбрасывать на помойку.
— Вероятно, он очень беден, — сказал я.
— И это все, что ты можешь сказать о нем? — спросил он.
Я перечислил возможные причины бедственного положения молодого человека: плохое здоровье, невезение, безразличие к своей внешности, и в конце концов предположил, что он только что вышел из тюрьмы.
Дон Хуан сказал, что я просто строю догадки, и его не интересуют мои попытки оправдывать других на том основании, что они — жертвы неблагоприятных обстоятельств.
— А может быть, он — секретный агент, который должен выглядеть оборванцем, — сказал я шутя.
Молодой человек нетвердой походкой пошел в направлении улицы.
— Он и есть самый настоящий оборванец, — сказал дон Хуан. — Посмотри на его слабое тело, тонкие руки и ноги. Он же еле ходит. Невозможно притворяться до такой степени. С ним явно что-то неладно, но дело тут не в обстоятельствах. Еще раз повторяю, что сегодня ты должен смотреть на людей как на тонали.
— Что значит видеть человека как тональ?
— Это значит перестать судить его в моральном плане и оправдывать на том лишь основании, что он похож на лист, отданный на волю ветра. Другими словами, это означает видеть человека, не думая о его безнадежности и беспомощности.
— Он слишком много пьет, — вдруг сказал я. Эти слова вырвались у меня непроизвольно, на мгновение мне даже показалось, что их произнес кто-то другой. Мне захотелось объяснить, что это заявление было очередной моей спекуляцией.
— Это не так, — сказал дон Хуан. — На этот раз в твоем голосе была уверенность. Ты ведь не сказал: "Может быть, он пьяница".
Я почувствовал необъяснимое раздражение. Дон Хуан рассмеялся.
— Ты видел этого человека, — сказал он. — В таком случае заявления делаются без обдумывания и с большой уверенностью. Это было видение.
Я признался, что именно это и почувствовал.
— Ты прав, — сказал дон Хуан. — Его молодость не имеет никакого значения. Он калека, как и те две женщины. Молодость никоим образом не препятствует разрушению тоналя. Пытаясь объяснить состояние этого человека, ты придумывал множество причин. Я считаю, что причина только одна — его тональ. И его тональ слаб вовсе не потому, что он пьет. Как раз наоборот — он пьет из-за слабости своего тоналя. Именно эта слабость делает его таким, каков он есть. Но что-то подобное в той или иной форме происходит со всеми нами.
— Но разве, характеризуя его тональ, ты не судишь о его поведении?
— Я даю тебе объяснение, с которым ты раньше никогда не встречался. Однако это не оправдание и не осуждение. Тональ этого молодого человека слаб и боязлив, но он не одинок в этом. Все мы более или менее в той же лодке.
В этот момент мимо нас прошел в направлении церкви какой-то грузный мужчина в дорогом темно-сером костюме. Пиджак он нес в руке, воротник рубашки у него был расстегнут, галстук расслаблен. Он обливался потом. Он был очень бледен, и это делало пот еще более заметным.
— Следи за ним, — приказал мне дон Хуан.
Человек шел короткими тяжелыми шагами, раскачиваясь при ходьбе. Он не стал подниматься к церкви, обошел ее и исчез за углом.
— Нет никакой необходимости обращаться с телом таким ужасным образом, — сказал дон Хуан с ноткой укора. — Но как ни печально, все мы в совершенстве умеем делать наш тональ слабым. Я называю это индульгированием.
Положив руку на блокнот, он сказал, чтобы я перестал писать, так как это нарушает мою концентрацию. Он предложил расслабиться, остановить внутренний диалог и «сливаться» с людьми, за которыми я буду наблюдать.
Я спросил, что он имеет в виду под слиянием. Он ответил, что объяснить это невозможно. Это нечто такое, что тело ощущает или делает при визуальном контакте с другими телами. Затем он добавил, что в прошлый раз он называл этот процесс "видением" и что он состоял в установлении истинной внутренней тишины, за которой следует внешнее удлинение чего-то изнутри нас. Удлинение, которое встречается и сливается с другим телом или с чем-либо еще в поле нашего сознания.
Невозможно было запомнить всех людей, на которых он мне указывал и которых мы обсуждали. Я пожаловался на то, что если бы я делал записи, то по крайней мере смог бы набросать заметки к его схеме индульгирования. Однако он не захотел повторять, а может быть, и сам всего не запомнил.
Он засмеялся и сказал, что не помнит ее, потому что в жизни мага за творчество отвечает «нагваль». Он взглянул на небо и сказал, что уже поздно, и что с этого момента мы должны изменить направление. Вместо слабых тоналей мы станем ждать появления «правильного» тоналя. Он добавил, что только воин может иметь "правильный тональ" и что у обычного человека может быть в лучшем случае "хороший тональ",