Just got broken
Шрифт:
— Мам, — выдох. Слетает с губ.
Сабин тут же реагирует на голос дочери и поворачивает голову в её сторону.
Она не заметила её сначала.
Не узнала.
Просто не смогла узнать собственную дочь.
До неузнаваемости изменившуюся.
Неоспоримо поломанную.
До безобразия.
Исхудавшую пуще прежнего.
С фиолетовыми мешками под искрящимися солью глазами.
С острыми скулами.
И бездонной пропастью в изувеченной обстоятельствами душе.
—
Голос дрожит.
Делает шаг вперед.
Сабин сжимает в руках маску, поджимая губы.
Мотает головой.
Потеряла.
Растеряла все слова.
Все просьбы о прощении, все несказанные слова, всё это…
Зависло.
Над ней. Над ними.
Над матерью, которая «защищала» свою дочь противозаконными способами.
И дочерью, которая думала, что родная мать сдала её в больницу для душевнобольных.
Молли касается плеча Маринетт.
Та по инерции дергает им, сбрасывая поддержку уже ставшей по-странному близкой правой руки своей матери.
Женщины, которая оказалась не просто женой пекаря.
А предводителем группировки по освобождению мира от акум.
Которая знала всю подноготную дочери от «А» до «Я».
Которая позволяла ей «играть в героя» на протяжении черт-подери-я-сбился какого времени.
Маринетт сухо сглотнула, стараясь прогнать надоевшие за эти недели слезы.
Сабин не могла смотреть ей в глаза, поэтому обратила свой взгляд на Молли.
Потому что узнала то, что перевернет её жизнь окончательно.
И жизнь собственной дочери.
— Молли, у нас непредвиденные обстоятельства, — запнулась она.
Голос женщины дрогнул.
Обычно этого не было.
Она всегда держалась идеально.
Стойкость, выдержка, непоколебимость — главные правила Сабин Чен, когда она надевала на себя форму военного.
Но сейчас — нет.
Потому что — кромсает.
Потому что — ломает.
— Хлоя Буржуа мертва, — постаралась как можно четче проговорить женщина. — Девочка не выжила после падения.
Адриан сильнее схватился за волосы, начиная почти биться головой об землю.
Он больше не кричал.
Только загибался.
Его рот был широко открыт, но вылетали из души только хриплые звуки.
— П-падения, — повторила хриплым голосом Маринетт.
Сабин снова глянула на дочь.
Только на мгновение.
А затем снова перевела взгляд на Молли.
— Её рука соскользнула с балки, когда ЛжеБаг приготовилась нанести ей последний удар. Камеры это зафиксировали. Наши люди даже не успели подняться. Все произошло за пару секунд.
Маринетт пошатнулась назад.
Присела на корточки, опустив локти на колени.
Запустила пальцы в так и не забранные в хвосты по бокам волосы.
Хлоя
Соскользнула.
Упала с мокрой балки.
И она вспомнила.
И Маринетт всё поняла.
Всё это время.
«… стена из мороси бьет в лицо, в глотке барабанит сердце…»
Каждый день.
«… она лежит на мокрой железной балке, не в силах пошевелиться…»
Каждую чертову ночь.
«… боль в ноге настолько сильная, словно по ней проехались катком, раздробив кость в щепки…»
Ей снился один и тот же сон.
«… волосы липнут к глазам, мешая видеть…»
О собственной кончине.
«… удары сердца перерастают в гул как по наковальне, мешая сосредоточиться…»
Который на деле оказался действительно вещим сном.
«… пара секунд, похожих на замедленную съемку, после чего она подлетает к ней, нависая сверху…»
Да только не о ней.
«… мокрая балка играет свою роль, когда она пытается привстать, и её рука соскальзывает вниз…»
Каждую чертову ночь она видела во сне смерть другого человека.
«… тело камнем мчится в сторону покрытого дождевой водой асфальта…»
Она видела смерть Хлои Буржуа.
И даже не догадывалась об этом.
Её сознание давало ей подсказки каждую ночь, но…
Она не смогла понять.
Не смогла предпринять хоть что-то.
Маринетт Дюпэн-Чэн допустила это.
Она не изменила то, что должна была.
Хлоя могла остаться в живых, если бы она вовремя поняла.
О, Господи…
— И это не все новости.
Голос Сабин вернул Маринетт в не менее блятскую реальность.
Молли напряглась.
— Сразу после того, как человеческая составляющая девушки умерла, — миссис Чен сделала паузу. — Тут же перестала существовать и её отделенная личность.
Миссис Хоуп шокировано открыла рот.
— Ло мертва.
И земля, кажется, остановилась.
Маринетт не смогла понять смысл слов до тех пор, пока Молли не задала свой главный вопрос.
— Это значит… Значит, что, несмотря на разделение личности, жизнь ЛжеБаг всё так же зависит от Маринетт?
Она не верила, что говорит это.
Она не смогла принять.
Адриан тут же поднял голову вверх, пытаясь подняться на негнущиеся ноги.
— Что вы сказали?
В голосе — сталь.
В глазах — осколки всех видов душевной боли, какие только могут существовать.
Его руки пробивала мелкая дробь.
Брюнетка перестала дышать.
— Они связаны, — выдохнула Сабин, глядя на едва стоящую на ногах дочь. — Эрис невозможно уничтожить, нельзя убить, — она сглотнула. — Нельзя до тех пор, пока жива Маринетт.
Адриан в неподдельной шоке распахнул рот.