Just got broken
Шрифт:
Грудная клетка рвано тряслась.
Она не может позволить Эрис победить.
Не может подвергать опасности жизнь Адриана снова.
Не может допустить ещё чьей-нибудь смерти из-за своего проступка.
Из-за своей слабости.
Которая привела к тому, что на свете теперь существует сам Дьявол.
Привела к смерти изменившейся в корне и теперь ни в чем не повинной Хлое.
К кончине почти четверти населения Парижа.
К потере памяти Плагга.
И вечному
Маринетт опускает ладони, поворачивается лицом к кровати.
В полутьме бредет знакомой дорогой по сырому каменному полу.
Опускается на смятый серый матрас.
Запускает под него руку, выуживая не найденный Молли пакет.
Она не знала о нем.
Не догадывалась даже, что Маринетт может так поступить.
Через прозрачный полиэтилен проглядываются все белые таблетки, которые Молли давала ей в течении месяца трижды в день.
Почти сотня белоснежных убийц была прямо в её руках.
Девушка высыпает их на ладонь.
Она не позволит больше Эрис играть в свои чертовы игры.
Теперь очередь Маринетт.
Никто больше не погибнет.
И он будет жить.
Адриан будет жить.
Один. Без неё.
Он научится.
Жилось же ему как-то без неё.
Вот именно. Как-то жилось.
Маринетт трясет головой, прогоняя мысли.
Надеюсь-ты-сможешь-меня-простить.
Девушка распахивает губы.
Глотает почти дюжину сразу, затем вторую.
И третью.
Проходит секунда две-три-минута.
Пакет почти пуст.
Маринетт улыбается.
Он будет жить. Плагг будет жить.
Мать будет в безопасности, как и Молли.
Как и всё население.
Ничтожна цена за спасение целого мира.
Смерть Хлои не станет напрасной.
Не станет.
Маринетт укладывается на бок, поджимая к груди ноги.
В глазах постепенно мутнеет.
Но в последнее мгновение посреди комнаты сияет фиолетовая дымка.
Красно-черный костюм мелькает в глазах мелкой рябью.
Черные омуты подлетают в мгновение ока.
— Что ты сделала, дрянная девчонка?! — рычит Эрис.
Но Маринетт улавливает только гулкие звуки.
Веки наливаются свинцом.
Она улыбается.
— Шах и мат, — шепчет она, закрывая глаза.
Всё исчезает. Все звуки. Все мысли.
И в пустой камере становится оглушающе тихо.
========== Сиквел. Still Marinette, still Ardien ==========
Туман был с самого утра.
Серое полотно затягивало небосвод с утра до вечера.
Девушка шла вдоль парковой аллеи, потирая руки, облаченные в перчатки.
Декабрь словно был теплее сентября.
Хотя.
Ей просто могло показаться.
Поскольку
Не говоря уже о том, что было за пределами больницы Святой Марии для душевнобольных.
И не упоминая того факта, что Маринетт Дюпэн-Чэн выпала из этого мира на определенное время.
Маринетт кутается в куртку, сильнее вжимаясь носом в закрученный на шее шарф, и осторожно перехватывает букет в правой руке.
— Сегодня холоднее, чем обычно, да, Маринетт?
Тикки вылезла из сумочки, глядя на девушку большими глазами.
Дюпэн-Чэн улыбнулась.
Вспоминая.
Против воли вспоминая день, когда увидела её снова.
Это произошло в начале декабря в палате интенсивной терапии.
Почему декабря?
Маринетт тоже задала этот вопрос Адриану через пару часов после пробуждения.
Потому что было не до того.
Поскольку девушка пролежала в коме два месяца.
Она помнила момент, когда открыла глаза.
Помнила, как ворвались в палату врачи.
И ещё сотню смытых деталей.
Но она никогда — никогда, черт возьми — не сможет забыть ту секунду, когда в палату влетел Адриан.
Как упал возле её постели на колени и крепко сжал руку, больше не сдержавшись.
Он рыдал.
Рыдал, как маленький ребенок, который словно потерял что-то, что было дорого его сердцу.
А потом нашел.
— Ты сдурела?! — кричал он тогда. — Совсем из ума выжила, Маринетт?!
Он лупил ладонью по постели, и девушка то и дело вздрагивала от этого.
Но не отвечала.
Не могла говорить.
Молчала.
Смотрела ему прямо в глаза.
Проваливаясь.
Омут, затопленный омутом.
Я-так-перед-тобой-виновата.
— Ты меня до смерти напугала, — опустил он голову ей на живот, не в силах сдержать дрожи. — Глупая, я же чуть вслед за тобой не отправился.
И Маринетт вдруг снова заплакала.
Её выписали через неделю с небольшим под ответственность родителей.
Если честно, сначала она была безумно рада.
Но потом реальность недружелюбно поприветствовала её у выхода из больницы.
Адриан спросил ее тогда, хочет ли она отдохнуть или готова прогуляться и узнать, что произошло.
На что она ответила:
— Два месяца отдыхала. Идем, я всё равно рано или поздно узнаю. Лучше сразу.
И он рассказал ей.
Рассказал то, от чего ей пришлось отходить не один день.
Лежать на постели, поджав к груди ноги и крепко обнимая подушку.
Чувствуя успокаивающее тепло Адриана на своей спине.