К чему приводит идеализм или любовь к стране вечнозелёных помидоров
Шрифт:
Оргвыводов особых не было, только в караул больше меня не ставили, хотя до этого имел только благодарности за несение службы. М-чак, конечно, этот случай вопиющего безобразия в ведомости не отразил, и вообще будить меня не разрешил, пока не ушел. Когда ушел — ребята конечно разбудили. Шевченко, начкар, потом неделю зелёный ходил — боялся, что отпуск зарежут …, но обошлось.
А вообще наш "молодёжный" пост был — склад ГСМ. Почему? Да потому что он был круглосуточный. Посты в парках днём снимались и народ, занаряженный на эти посты, отдыхал в караулке, а наш пост стоял.
Но с другой стороны, бочки стояли среди красивейших огромных сосен. Что летом,
Вот такие караульные истории.
Наряд по роте (Самое весёлое …)
Дневальных у нас назначали четверых, и дежурного. Роты были маленькие — человек по тридцать. В казарме мы жили, спарено, т. е. две роты в одном доме. А это значит, что на один суточный наряд приходилось два старшины, два ротных командира и несколько взводных.
Что это значит? Да то и значит, что контролёров и недовольных разными разностями в два раза больше, а значит, и наряду веселее приходилось, именно в два раза сильнее.
Сначала, после развода, шла приёмка наряда. У тех, кто отстоял. Это значит, что должен быть везде наведён порядок и всякие там швабры-вёдра должны быть по описи в соответствующем достатке, порядке и исправности. Это очень важно, потому что через сутки наряд сдавать надо, а новый будет тоже принимать о-о-о-чень строго. Ибо имущество — это главное. Ладно, если наряд сдавал свой призыв, тогда, хоть с ссорами, скандалами, но и имущество появлялось недостающее и порядок наводился уставной, там, где были недоработки. Хуже, если сдающие из старослужащих, тогда все недостающие швабры и тряпки предстояло возмещать нам, не говоря о том, что после таких ребят приходилось пахать по мойке и натирке раза в два больше, т. к. предыдущие сутки никто из них себя особо не утруждал.
Итак, пока старый и новый дежурный сдают-принимают оружейку с её содержимым, а мы прочие разности, жизнь течёт своим чередом. Народ подтягивается в казарму и готовится к ужину. А это значит, что никакого внутреннего порядка не стаёт, т. е. то, что было — исчезает. Но это не особо страшно. После ужина, всё равно ничего делать особо не надо. Только на заготовку сбегать, да на тумбочке бдить …
Самое смешное начинается после отбоя.
Коридор в казарме был шириной четыре метра, длина коридора была метров сто. Т. е. два крыла по пятьдесят. Не грамм — метров! Покрыто всё это пространство линолеумом.
Светло-зелёным, салатового практически цвета. А сапоги у личного состава с каблуками, что характерно резиновыми. И чистят их, каблуки, гуталином. И ходят ребята этими каблуками по линолеуму. Поэтому линолеум к отбою, т. к. шестьдесят бойцов весь вечер ходят и бегают туда-сюда, весь становится в черных полосочках и пятнышках. А отмывать это разноцветье в чёрном тоне, нам. Суточному наряду. Из моющих средств только хозяйственное мыло. Мылишь пол, щёткой его трёшь, потом тряпкой собираешь, водой промываешь.… А ещё туалет, умывальник, оружейка, бытовка, сушилка, крыльцо, курилка…. В общем, опять о грустном. Если мы все четверо с одного призыва, то нормально. Если нет — проблематично. Потому как расклад такой. Дежурный, по идее, должен стоять на тумбочке. Ему ночью вообще спать не положено. Два дневальных идут спать. До двух. Двое других должны спать после двух. Т. е. каждому по четыре часа. Это в теории.… На практике, если по паре часов доставалось, то хорошо. Потому как
Но почему-то всегда "прорыв" происходил на почве курилки. Утором, старшина или ротный по дороге в расположение всегда заглядывали в курилку. И как бы мы не вычищали вкопанную посредине бочку от окурков и т. п., и сколько бы раз её не вычищали, в момент проверки там оказывался, хотя бы один окурок…, или спичка обгоревшая, но оказывалась. Это было похоже на мистику. И вот считалось, почему-то каким-то страшным грехом. Если у кого-то из командиров, а их на наряд приходилось четверо, настроение было с утра "не очень", то дежурный по роте мог вполне быть снятым с наряда.
Что такое "снять с наряда" дежурного по роте утром? Это очень, мягко говоря, неприятно. Дежурный ночью не спит. Его время отдыха — после завтрака и до обеда.… А, если тебя сняли с дежурства, то живёшь ты уже по распорядку, т. е. сдав дежурство, идёшь на занятия и т. п. И максимум, что тебе выпадает — два часа отдыха после обеда. Но это теоретически. Практически, после обеда рота чистила оружие, как правило. А дежурного назначали из числа командиров отделения. Значит, оружие получить, проследить, как личный состав его почистит и т. п. и т. д. А дальше — подготовка к наряду, развод и полетело-поехало. Одним словом двое суток без отдыха нормального. Это было нескучно…, поверьте.
Вообще говоря, самым страшным грехом для дежурного по роте считался — ночной сон. Потому что ночью он обязан был бдить. Время для отдыха ему отводилось после завтрака и до обеда. Но чаще всего поспать не давали. То оружие на занятия выдать, то принять его обратно, то что-то там дневальные не так сделали и кто-то из старшин или ротных решал объяснить дежурному, что спать можно только после того, как…. Одним словом "отдыхать лёжа", не снимая одежды, в дневное время было малореальным. Поэтому мы старались хоть пару часов ночью, но прихватить. Каралось, конечно, это однозначно … случалось, что раза три-четыре подряд, попавшегося снимали с дежурства и по новой.
Вообще говоря, были офицеры, которые заступив дежурным по части, превращали действие "снять дежурного по роте" в некий смысл жизни на эти свои дежурные сутки. Одного помню очень хорошо. Освобождённый секретарь комсомольской организации батальона. Длинный, тощий, но стройный, а уж злобный какой…, а вот сейчас, те, кто служил, будут смеяться — двухгодичник. Т. е. эти, которые никогда и никого не трогали, по своему положению, т. е. в офицерской среде, котировались на уровне солдат. Это были люди, которым служба была ещё фиолетовее, чем солдатам. А этот…….
Представьте. Он, когда уходил из дежурки, ночью на проверку — дежурного телефониста запирал в командирском туалете, чтобы тот не предупредил роты о ревизии, или поднимал помощника, которому половину ночи было положено отдыхать. Если конечно помощником заступал молодой прапорщик или сержант. Бывалый прапорщик мог и послать его, конечно.
Выйдя из штаба, он мчался, согнувшись, задами к казармам или крался по батальону, как бригада Ковпака по немецким тылам. Согнувшись пополам, чтобы не выглядывать из-за кустов или чтобы его не было видно из окон казармы, при приближении к входной двери.