К чему приводит идеализм или любовь к стране вечнозелёных помидоров
Шрифт:
А вот, если лето, … то тут поясню два момента.
Первый. Дежурные, как правило, выходили на крылечко, ставили стульчик и наблюдали за улицей. И покурить можно и почитать под фонарём над дверью и не заснёшь особо.
Второй. Часовой на посту № 1, условным звонком в караулку давал знать, что дежурный пошёл на проверку. Караулка находилась среди казарм, и начкар предупреждал голосом, что надо повысить бдительность. Но на это надо было время, а этот лось бегал быстро, и не всегда цепочка успевала сработать.
Летом, окна в казарме открывались, потому что дома были щитовые, и душно в них было ой-ой-ой.
Тогда он, например, успевал снять с тумбочки телефон и, засунув его под китель, выходил на крыльцо. Где проводил политбеседу с дежурным… эдак через губу и очень мерзким тоном. После этого удалялся, с осознанием выполненного долга и полного удовлетворения на лице и в фигуре… Просьба вернуть телефон отвергалась, естественно. Утром, мол, ротному отдам.
Я однажды попал под такую раздачу. Просмотрели мы его. Я, извиняюсь, дремал. А дневальный тоже прозевал… ну и попали. Деваться было некуда, ну я и записал в дежурный журнал, что, мол, во столько и столько дежурный по части пришёл и снял телефон, тем самым лишив меня, дежурного по роте, возможности своевременно получать сигналы оповещения, и, следовательно, это его действие могло привести к срыву выполнения боевой задачи, если бы вдруг таковая …. Терять-то мне было нечего.
Утром пришёл ротный. Тогда командиром был ещё Вова Щенников. Я потом отдельно о нём напишу. Он того заслуживает.
Зашёл он, выслушал мой доклад, прочитал запись в журнале, расписался. Долго-долго смотрел мне в глаза … как сто удавов на одного кролика, потом протянул телефон и сказал одну фразу. Очень ровным голосом: "Несите службу, сержант!". Забрал журнал и ушёл… к комбату. Не знаю, что там было, но комсомолец потом, глядя в мою сторону, чернел лицом и скрипел зубами. По слухам схлопотал он тогда неполное служебное…. Ибо рвение рвением …, но какие-то границы приличий переступать не стоит.
Так что отделался я тогда только просто испугом.
А вообще внутренний наряд по роте был самым суматошным и противным — всё время на глазах, всё время в суете и хлопотах. На один наряд командиров из двух рот — это получалось на каждого из них по три-четыре командира.… И все чего-то хотят, на какие-то недостатки указывали …
Единственным положительным явлением было то, что в столовую ходили напрямую, чтобы успеть заготовить до прихода батальона, и смену поменять.
В столовой, накрыв столы, надо было, до прихода роты, их строго охранять. Воровали нещадно. Зал огромный, части разные. Мы ели во вторую смену со всякой гарнизонной мазутой. Только отвернись — со столов пропадало масло, хлеб, ложки и прочее. Этого допустить было нельзя. А орёлики были шустрые — бежит мимо стола — хвать пайку масла, ты за ним, а с другой стороны ещё трое шакалов на стол бросается … вот и стояли насмерть, чтобы никого
А, если случалось, что украли, то дело доходило до драки на штык — ножах. Меня Бог миловал, я ни разу не попал, но паренёк один у нас, грузин, сцепился с дагестанцем из роты охраны, из-за масла, кажется. Оба потом в госпитале лежали. Потыкали друг друга неслабо.
Ложки получали по счёту и по счёту же сдавали … тоже вечная нехватка. Так в сапоге у каждого дневального было по три ложки минимум. Для сдачи.
Вот такие страсти.
Кухонный наряд
Уж так мне повезло, что на срочной службе питаться пришлось в двух столовых. Одна в Тамбове, вторая в ЦГВ. Но были они похожи неимоверно. И по количеству стоявших на довольствии, или столующихся, это кому как привычнее, и по внешнему виду и по внутреннему убранству. Разница, если и была, то была настолько незаметна, что и упоминать то о ней не стоит.
Поэтому и получилась эта глава, некоторым образом, собирательная.
Итак.
Вечером предшествующего наряду дня, на вечерней проверке, звучало:
— Слушай Боевой (именно так — с большой буквы) расчёт! И следовало распределение ролей, так сказать, на следующий день. Кто куда и по какому поводу. Сначала зачитывались обязанности по тревоге, кто и что делает, куда убывает. Потом объявлялись фамилии заступающих на боевое дежурство на ПЦ, список дежурного подразделения. И вот уже потом, если рота заступала в наряд, то следовал расчёт суточного наряда: караул, КПП, учебный корпус и т. д. И если твоя фамилия не прозвучала во всех этих категориях списка, то оставались два варианта. Первый — ты не попадал в состав наряда и оставался в роте. Оно, конечно, спокойнее, но работы не убавлялось, а наоборот. Второе — твоя фамилия могла прозвучать в разделе "Кухня". И, если это происходило, то настроение радоваться сразу пропадало, становилось грустно и как-то неуютно.
На следующий день, после обеда и двухчасового отдыха перед нарядом, первым делом кухонный наряд переодевался.
Мы получали подменку. Это была уже выслужившая свой срок, латаная перелатаная такая же форма, хэбчик. Но, правда без погон и петлиц. Сапоги тоже заменялись. С сапогами картина была точно такая же. Чтобы, значит, не портить свои. Эти подменные сапоги использовались раз в месяц, поэтому они были ссохшиеся и скукоженные. Потому что сдавались они после предыдущего наряда всегда совершенно мокрые и покрытые налётом жира и прочего кухонного.… Запах от них шёл такой, что.…
Подготовка к наряду включала в себя два этапа. Было необходимо начистить эти подменные сапоги не гуталином, а смазкой, которая придавала какую-то всё-таки мягкость и немного способствовала видимости некоторой водоотталкиваемости, и подшить подворотничок к куртке. Вот и всё.
Дальше наряд представляли для осмотра в санчасть. Процедура была стандартной и несложной. Смотрели длину и чистоту ногтей, наличие порезов или нарывов. Иногда раздевали до пояса и проверяли наличие фурункулов и т. п. Потом следовал вопрос о наличии жалоб и следовал приказ заступить в наряд.