К чему снится кровь (Иллюзии красного)
Шрифт:
Ник зажмурился, затряс головой, отгоняя наваждение. Странно – когда он закрыл глаза, образ женщины не только не исчез, но стал еще ярче. Он испуганно вздрогнул, потер веки…
Она смотрела все так же – властно и снисходительно. Белоснежное платье, в кипении кружев, сияло атласными переливами шелка, перламутром складок; на позументе корсажа лунно поблескивали жемчужинки, вилась позолота, переплетались голубоватые ленты…
Ах, что за женщина! Роскошная, подобная бриллианту на черном бархате…
Художник так и изобразил ее, как бы выплывающую из темного, бездонного, непостижимого
Вален так и впился в них взглядом. Вот это вещь! Да это… Он аж задохнулся от восторга и жадности. Посмотрел на Ника. Тот стоял, как во сне, не в силах преодолеть магическое очарование портрета. Женщина не хотела его отпускать…Сочетание черного, как ночь, золотого, алого, лилейно-белого, какого-то нездешнего сияния, полного неги и страсти, несбыточного обещания, – завораживало, словно эхо из вселенских глубин… Ник закрыл лицо руками, – это сияние ослепляло его.
Вален продолжал разглядывать серьги. С трудом оторвавшись, он увидел, что друг так и застыл, бледный, с остановившимся, безумным взглядом.
– Ник, ты чего?
Инна Аркадьевна смотрела на них обоих с жалостью, она читала в их душах, как в открытой книге.
Ник уставился на портрет, – он уже видел Александру. Но где? Тут он вспомнил, что это образ, рожденный его собственным воображением, еще там, в чебуречной, когда они с Валеном пили водку. Ему показалось, что он сходит с ума. При чем здесь чебуречная? Вален? Причем здесь все? На его висках выступил пот, руки дрожали. Да, без сомнения… те же черные завитки волос, те же горящие, больные глаза… Ник пытался поверить, что перед ним портрет, написанный как минимум столетие назад, – и не мог.
– Все это произошло здесь, в доме? – спросил Вален.
Инна Аркадьевна ответила не сразу. Она опустила свечу, задула ее, и положила в карман темного длинного передника. Затем мягко тронула за локоть Ника, взяла у него из рук вторую свечу, которая ходила ходуном и едва не погасла.
– Нет-нет, что вы! Аграфена Федоровна жила в Велинском имении Баскаковых, там же, в фамильном склепе, они и похоронили дочь.
– А куда делись серьги? – Вален чувствовал в груди жар. Его снова ждет удача! Не стоит и сомневаться!
– Этого никто не знает. Последний раз их видели на Александре, когда ее тело выставили в бальном зале имения, чтобы все, кто ее любил, могли попрощаться с ней. А потом… – Инна Аркадьевна задумалась. – Серьги были ей очень дороги. Скоре всего, она не захотела с ними расставаться. Во всяком случае, я больше ничего не могу добавить к сказанному.
Возвратившись на следующий день в Москву, Ник и Вален проспали до вечера. Рюкзаки, так и не разобранные, стояли в прихожей.
Вален проснулся первый, решил принять душ. Свежий и довольный, застегивая на ходу молнию олимпийки, подошел будить друга.
– Ник, вставай пить чай.
– Только не забудь налить воду в чайник, а то он мгновенно расплавится, –
Крепкий чай пришелся очень кстати. Нику не хотелось говорить о том, что они узнали в доме Полторацких, поэтому он молча пил чай, стараясь не смотреть на друга.
– Ты что такой кислый? Простудился или влюбился?
Ник скривился от отвращения, решив не реагировать на такой плоский юмор.
– Не можешь забыть прекрасную мадам? – не унимался Вален.
– Больше ничего не придумал? Она же старуха!
– Я имел в виду ту, другую, что на портрете. Помнишь, как ты на нее пялился? Если бы не я, так бы и торчал там до сих пор!
Ник неосторожно хлебнул горячего чая и обжегся. Он готов был убить Валена на месте.
– Ты на себя посмотри! Всю дорогу загадочно улыбался, – прямо вылитая Джоконда! [6] – а теперь и вовсе сияешь от счастья. Может быть, это ты влюбился?
6
Джоконда – портрет Моны Лизы кисти Леонардо да Винчи.
– Ладно, не ворчи. Я радуюсь, потому что все так удачно складывается! Ты слышал про серьги? Если они тогда стоили целое состояние, то сейчас им и вовсе цены нет! Ювелир, знакомый твоего папочки, отвалит нам за них кругленькую сумму.
– Ты так говоришь, как будто они уже у тебя в кармане! Где ты их возьмешь? Сколько лет прошло! – Ник морщился от боли в затылке, самоуверенный и здоровый вид Валена страшно бесил его. – Золотоискатель!
– Ник, дружище! Любая красавица будет у твоих ног! Ты будешь любим и сказочно богат! – Вален был в таком приподнятом настроении, что не замечал саркастического тона товарища.
Ник презрительно хмыкнул, выслушав его восторженную тираду.
Впечатления увиденного в старом доме оказались слишком сильным испытанием для слабой натуры Ника. Вот уже несколько дней он не мог прийти в себя. Перед глазами так и стояли: мрачный каменный особняк, темные стены, полумрак галереи, женщина с портрета, седая старуха, похожая сзади на юную даму, сундуки, паутина и горящие свечи. Иногда ему казалось, что гуляющий по опустевшему дому сквозняк, липкой сыростью касается его лица. Он вздрагивал, оглядывался и убеждался в том, что находится в своей собственной квартире, окруженный привычными и современными вещами.
Отец заметил это его состояние отрешенности, и забеспокоился. Уж не увлекся ли сынуля наркотой, спасаясь от безделья?
– Ты чего такой бледный? Устал или нездоров? – Пантелеймон Аркадьевич внимательно смотрел на сына.
– Все нормально, батя.
– Ты сегодня дежуришь в ночь? – ответ не успокоил родителя.
– Да. А что?
– Езжай домой, отоспись, как следует. Я договорюсь, чтобы тебя подменили. У тебя все в порядке?
– Все хорошо, не волнуйся.
Ник отправился домой.