К чему снится кровь (Иллюзии красного)
Шрифт:
– Ну-ка, выйдите все вон! Все вон! Немедленно! Дышать нечем из-за вас – столпились тут! Да окно откройте.
Она убедилась, что ее приказание выполнено, и в комнате остались только мы с ней, да барыня. Александра, стуча зубами о край стакана, медленными глотками пила лекарство, поперхнулась; приступ кашля начал сотрясать ее исхудавшую фигуру в тонкой сорочке из голландских кружев. Пышные ее волосы, иссиня-черные, как вороново крыло, рассыпались в беспорядке по плечам.
– Что случилось? – Аграфена Федоровна вымученно улыбалась, потирая лоб. У нее начинался приступ мигрени.
– Сами
– Это я кричала.
Все повернулись в сторону Александры. Она как будто пришла в себя, взгляд стал осмысленным, щеки порозовели.
– Что ж такое? Что тебя испугало?
Тетка взяла у нее из рук стакан и поставила на бюро у кровати.
– Липа горит. – Александра указала рукой на окно. – Красное. Это знак беды. Это смерть пришла.
– Господь с тобою! – Мария Федоровна перекрестилась. – Что ты говоришь? Виданное ли дело? Ну, ударила молния в дерево. Какое ж тут удивление! Я на своем веку знаешь, сколько раз подобное видела? Я еще девочкой была, когда у нас молния каретный сарай спалила. Это, душенька, стихия небесная. Какое тут может быть предзнаменование?
– Нет, я знаю. – Александра упрямо покачала головой. – Это знак мне. Смерть обязательно будет.
Так никому ни переубедить ее, ни успокоить не удалось. Начало действовать лекарство, барышня стала засыпать. Ее уложили в постель, укутали теплыми одеялами. Лушке наказали лечь прямо у изголовья барышниной кровати, не засыпать, не храпеть, чуть что – звать на помощь. Все разошлись по своим комнатам, в надежде, что удастся заснуть. На часах было три часа утра.
Выйдя из спальни Александры, Мария Федоровна задержала меня.
– Ты что-нибудь видела?
– Нет, только…
– Что? Говори!
Она так крепко взяла меня за локоть, что мне стало больно.
– Ну… – Я не знала, как ей объяснить то, что мне почудилось. – С вечера я никак не могла заснуть, душно было, и волнение грудь стеснило… Пришлось окно открыть. Дождь, сырость, ветер… и только посреди липовой аллеи как будто идет кто-то. Или мне это показалось? Тут меня такой страх объял, что… Впрочем, это все нервы.
– И кто это был, по-твоему?
– Не знаю.
– Это все?
Мария Федоровна вздохнула и зачем-то перекрестилась. Я тоже перекрестилась.
– Потом я легла спать, и меня разбудил удар грома. Я подбежала к окну – липа горит! Красным полыхает, аж глазам больно. И ведь ливень идет, а огонь не унимается. В комнате светло, как днем. Тут я на часы посмотрела и вспомнила, что мое время дежурить. А вы ничего не видели?
– Нет. Я дождалась, пока все улягутся, потом дверь приоткрыла… Никого и ничего. Все тихо было. Легла. Сон не идет. Сколько лежала, не помню. А дверь-то забыла прикрыть. Вдруг словно сквозняком потянуло… Я хотела встать, запереться. И тут – закричал кто-то, да так, что у меня кровь в жилах застыла. И волосы дыбом встали, ей-богу!
Я рассказала ей, что мне тоже показалось, будто по
– Я подумала, что это я сама и кричала. Потом уже сообразила, что это барышня. Жуткая ночь…
– Слава Богу, все, кажется, обошлось. Пошли-ка спать. Утро скоро.
За ночь ветер разогнал все тучи, и солнышко вышло на уже почти ясное небо. В саду бурей поломало много деревьев. Работники собирали ветки, складывали их возле сушилки для фруктов. Девки разгуливали босиком по мокрой траве, громко смеялись, рассматривали обгоревший ствол липы.
Чисто промытая листва, дорожки от воды между деревьями, лужи с плавающими лепестками цветов и пыльцой, сбитыми дождем и ветром, – все сияло и блестело в горячих золотых солнечных лучах. Весело и звонко перекликались птицы.
Барин вышел на крыльцо, огляделся, кликнул садовника, велел спилить обгоревшую липу.
Аграфене Федоровне захотелось свежей рыбы. С пруда уже принесли улов. Большая плетеная корзина, полная огромных жирных карасей и карпов, которые еще трепыхались и били хвостами, стояла за домом, у входа на кухню. Кухарка решила готовить уху на воздухе, для чего в тени деревьев разжигали сложенный из небольших валунов очаг.
К обеду ждали гостей – соседнего помещика с семьей, доктора, компанию молодых людей из ближних имений, которые собирались обсудить с барином предстоящую большую охоту и составить несколько партий в карты. В курительной проветривали помещение, готовили столики, кресла, коробки с сигарами, трубки, для дам – тонкие длинные сигареты в изящных шкатулочках. Из подвала достали ящик хересу. Босоногие девки, весело перекликаясь, обтирали от пыли бутылки, бегом носили в дом. Суетились лакеи. Все окна пораскрывали настежь.
Из кухни вытащили огромный закопченный котел, в котором уже варилась уха, распространяя соблазнительные запахи рыбы и специй. Карпов решено было запечь в сметане. Барыня, немного бледная после бессонной ночи и пережитых волнений, отдавала приказания, распоряжалась слугами и горничными, бранила лакеев. Подготовка к приему гостей отвлекала ее от невеселых мыслей. Увидев, что я вышла на крыльцо, она позвала меня.
– Полина, деточка, узнай, как там Александра. Она, поди, проснулась уже. Видишь, как мне недосуг? Пусть мадемуазель Ноэль ( это петербургская модистка) сделает ей примерку. А мне уж после обеда, вечером. Да скажи барышне, чтобы спускалась в сад. Гляди, красота какая!
Аграфена Федоровна глубоко вздохнула, посмотрела на небо, на блестящий, умытый ночным дождем сад, и улыбнулась.
Я поднялась в комнаты к Александре. Она в самом деле уже проснулась, но продолжала лежать в постели, вялая и безразличная ко всему.
Лушка раздвинула портьеры, раскрыла рамы, высунулась из окна, разглядывая суету во дворе, вдыхая прохладный свежий воздух. Ветерок принес запах ухи и дыма.
– Вставайте, барышня, глядите-ка, уху в котле варят! Скоро гости съезжаться начнут, а мне еще причесать вас надо. Глашка, Глашка! – громко закричала она, подзывая одну из горничных, – Платье барышне неси, да поживее, шевелись.