К черту! или Любовь контрактом не предусмотрена
Шрифт:
Наружность он сейчас имел истинно демоническую. И, казалось, мыслями был совсем не со мной. Может, даже не в этом мире или времени.
Я не знала, что ответить на его сентенцию о «гордом поднятии с колен». Может, в философском смысле Дрейк и был прав (но тогда он явно ошибся факультетом). Но в сухом остатке – по-мужски и с оглядкой на общечеловеческий этикет – считался полным му-у-у…хомором, вот.
Вместо того, чтобы забрасывать меня содержимым теста – терминами из узкоспециальных бизнес-тем, – вашингтонский засранец продолжал изучать мои криминально-бытовые
«Вы жаворонок или сова, Олеся Владимировна?»
«Вы храпите во сне? В какой позе спите?
«Хорошо ли ориентируетесь в незнакомой местности и бегло ли набираете текст на клавиатуре?»
Ответила я только на последний – к этому моменту сумела взять себя в руки и перестать скрипеть зубной эмалью.
– Я печатаю быстро и почти без ошибок, но двумя пальцами, – машинально пробормотала, размазывая пальцем зелень по колену. Легкая саднящая боль отвлекала от желания придушить заморского хама. – Ориентируюсь плохо. Отец шутит, что у меня «топографический идиотизм». Но не понимаю, какое это отношение имеет к работе переводчика-международника?
– К чему? Ах, да… – спохватился Дрейк и помял указательным и большим пальцем щетину на подбородке. – Будет неловко, если вы заблудитесь по дороге в конференц-зал, Олеся Владимировна.
– Сюда я как-то дошла, – возмущенно бросила в холеное лицо, на котором даже лишняя растительность казалась уместной.
– Не без приключений, смею заметить.
Одним словом, к возвращению Рогозина этот черт меня достал. И едва запекшуюся рану на коленке я все-таки успела расковырять от волнения.
Алексей Николаевич нахмурился, увидев меня на стульчике для экзекуции, и я виновато улыбнулась. Мол, делаю, что могу. Стараюсь очаровать иноземного наглеца. Даже ресницами хлопнула: честно-честно.
Мне льстило расположение Рогозина, и не хотелось его подставлять перед иностранным коллегой. Про нашего профессора ходили легенды: многие из его «особых» учеников становились настоящими звездами и получали бешеные зарплаты даже по столичным меркам. Я не была уверена, что смогу достигнуть таких же невероятных успехов, но считать себя чьим-то любимчиком было приятно. Да и просто по-человечески – Рогозин был классным мужиком. Каждой порой на коже он излучал надежность, уверенность, силу. Раньше мне казалось, что они с отцом во многом похожи. Но… теперь сходств обнаруживалось все меньше.
И тем непонятнее было, как он может звать вашингтонского хама «старым знакомым» и так по-свойски похлопывать его по спине. Впрочем, сейчас преподаватель выглядел недовольным. Я бы решила, что Рогозин злится, если бы за ним такая эмоция вообще числилась. Но он даже «неуды» ставил с располагающей улыбкой.
Алексей Николаевич отпустил меня одним кивком и вызвал строго по списку:
– Аверьянова Лилия.
Подруга опять поправила пуш-ап и вспорхнула со скамьи певчей птичкой, пробудившейся по весне. Всем видом она показывала, что готова радовать своей трелью Дрейка снова и снова. И снова.
***
Сумка
– Эй, Ласка! Постой… Где ты так грохнулась?
Нет, ну надо же! Именно в тот день, когда у меня ноги ободраны и залиты зеленкой, он решил вспомнить о моем существовании.
– Юра, привет… – промямлила, глядя в голубые глаза. Небесные, истинно ангельские.
– Ага, привет. Так что с коленками? Ты похожа на тролля.
– Спасибо, – не удержалась я от язвительной усмешки. – Асфальт и Клавдия Григорьевна были ко мне немилосердны. Ты чего-то хотел?
– А что, я уже так просто не могу к тебе подойти?
Нет, Юра. Так просто не можешь, и мы оба это знаем. Ты – о моей глупой трехрехлетней влюбленности, а я – о твоей привычке ей пользоваться. Говорила я это мысленно, а сама снова и снова запоем ныряла в глаза, ставшие моим наваждением со второго курса.
– Вот, думал в кино тебя позвать. И заодно конспект по латыни попросить. Я пропустил три последние лекции, а ты же всегда записываешь. И почерк красивый, читать приятно.
Я порылась в сумке и достала тетрадь.
– На, Юр. Только к понедельнику верни, ладно?
– Ааа… Хорошо, спасибо, – он неуверенно помялся с ноги на ногу и поправил длинную светло-русую челку, смешно выбившуюся из-под шапки бини. – Так что по поводу кино?
И ведь непонятно ни разу, это дань вежливости или «красавЕц Юрец», по которому сохнут даже младшие научные сотрудницы, правда хочет сводить меня на фильм. Как же сложно устроен мир!
– Я сегодня вечером занята. Ко мне сестра приехала с племянником, и вот…
– Понял. В другой раз, да? – парень очаровательно улыбнулся, не слишком расстроившись.
Значит, все-таки вежливость.
Глава 2
Общежитие встретило обшарпанными стенами и деланно незаинтересованной Илоной Ралиевной. Местной цербершей, властительницей убогих комнатушек и богиней горячей душевой воды.
– Ласкина, – она приподняла бровь, не отрываясь взглядом от маленького телевизора, встроенного в шкаф. – Мы на неделю договаривались. Завтра жду доплату.
Я поежилась от ее холодного тона. Непрошибаемая тетка. Никакая «сложная ситуация» ей не интересна.
– Можно в понедельник?
Я взволнованно сжала кулачки. Скажи: «Можно». Скажи же! До завтра у меня лишних денег точно не появится, все строго рассчитано. А в начале учебной недели можно попробовать у кого-то занять.
– Само собой. Жду в понедельник.
Я облегченно выдохнула и поплелась наверх по лестнице. По пути позволила себе заглянуть в уборную – плеснуть на лицо воды и хоть как-то отсрочить вторжение в комнату, которую своей я считать могла теперь с большой натяжкой.