К черту! Но если ты сделала все эти глупости…
Шрифт:
Прочь! К стене! А чтобы не дергался, Чупарислиодиусс, согласно мысленному приказу, обеспечил черту легкое удушье. Должно послужить предупреждением, а нет — иссушить его просто, намного сложнее удержаться от искушения этого не сделать.
— Вилла… — Дон обнял ее, покачивая, словно в колыбели, шептал нелепые обещания, в которые сам не верил, и которым, если судить по смешкам, не верила и она.
Он будет рядом…
Никому не отдаст…
Он
Она отстранилась, посмотрела в глаза и снова прижалась к груди.
— Нет, — сказала твердо, — шут мне не нужен.
— Нет?
Он практически вспомнил, что такое дышать, когда губы ее, улыбнувшись, произнесли:
— Мне больше не нужен никто из мужчин, — и добавила, потупив взгляд: — Кроме тебя.
Он умер второй раз от этих слов. Или второй раз родился?
Слова для него, ни с кем не желал делить сокровенное: ни черт, ни кто-либо другой, их не слышали. Магия пропускала в реальность застывшую лже-картинку: Дон и Вилла, сидят напротив друг друга, молчат.
Но Дон летал, парил над городом, и счастье, которое невозможно удержать в себе, вырывалось диким криком ликования.
Моя!
Моя!!
Моя!!!
Закрыв глаза, позволил забыться и забыть и том, что пропастью лежало между ним и Виллой. Руки его тисками сжимали девушку, а сама она льнула к нему доверчиво, безбоязно и по своей воле.
Не видел черт этого, но чувствовал: стал вырываться, а его лексикон мало отличался от лексикона пьяного человека. Дон бросил в его сторону взгляд. Ревнует, беснуется, но бережет козырную карту.
Или ее нет?
— Почему ты молчишь? — Голос девушки снова вернул к себе.
— Я не молчу, — улыбнулся, провел рукой по ее щеке. Большой палец своевольно задержался на нижней губе, даря мимолетную ласку.
Ей больше не нужен никто из мужчин, а его вряд ли можно назвать мужчиной. Если не брать во внимание суть, которая в нем поселилась — он труп, куски от которого больше не станут единым и лицеприятным целым. Но вслух он сказал другое:
— Я у тебя есть.
Сказал то, что она и сама знала. То, что должна ощущать, даже если он ей соврет. А ему придется… Глаза ее жадно просили добавки: еще, еще… скажи мне еще! А губы прикоснулись к его пальцу, и… Жаркая волна напомнила о невозможном.
Моя! — возмутилась суть, когда он поднялся.
Да, моя, — согласился, именно потому он даст ей все, что в его силах.
Ослабил путы магии, но черт не рискнул предъявить претензии. Так, отдышавшись, пообещал взглядом когда-нибудь расквитаться, и сосредоточился на поглаживании своего серебряного приятеля.
— Я пропустил все веселье? — В дверях показался Марбас. Первым делом отметил месторасположение Невилла — далеко и для шнурков безопасно. Поежился, когда память услужливо подсказала: страдающие шнурки — это малоприятно, но не больно, и не щекотно. — Минута молчания? Дон, а почему Вилла выглядит и смотрит на тебя так, будто…
Он хотел сказать, будто «вы
— Она и правда выглядит и смотрит на тебя так, будто вы… — следом исчез Хаос, оставив только сигаретную дымку.
Дракон уютно разместился на плече Адэра и прочистил уши, которые заложило от недавнего хохота девушки.
— Что они мели в виду? — насторожился черт.
Дон не обратил на него внимания. Демону ясно, что имели в виду демоны. Девушка выглядела так, будто млела от страстных объятий любовника, и смотрела на Дона так, будто этим любовником был он.
Он мог бы.
Когда-нибудь.
В прошлом.
Но тогда она была слишком юной, а он слишком живым и влюбленным, чтобы торопиться. Когда-нибудь она будет выглядеть так же и так же смотреть на другого. Возможно, на черта?
— Нет, — она покачала головой, будто прочла его мысли.
Странное ощущение, моторошно, но она не могла, не умела… Пока его девочка не обладает силой, которую однажды примет, впитает, пропустит через себя и начнет игру в приручение.
И рядом появится тот, кто начнет приручать ее. Властно, безжалостно, до изнеможения, на грани боли и удовольствия. Он бы многое отдал, чтобы стать тем счастливчиком. Только некому, да и нечего больше отдать.
— Вилла… — Дон присел на корточки. — Пожалуйста, выслушай меня.
Провел ласково ладонью по ее щеке, впитывая в себя ее тепло, запах. Он кормился, даже зная, что она слишком слаба, тянул из нее энергию. Такова его суть.
Мразь!
Убрал руку.
— Ты прощаешься… — догадалась.
— Я не хочу, чтобы ты уходила. Не могу даже думать, что снова буду… жить?… без тебя, — он надеялся, что она не заметит паузу. Жить — чуждое для него состояние. — Но я хочу самого лучшего, самого дорогого и красивого для тебя. Я хочу, чтобы у тебя было все, чего ты достойна.
Она зажмурилась, словно отвергая его слова.
— А если все, чего я хочу — ты?
Глаза Виллы медленно открылись. Серебро, расплавленное слезами — он удержит в памяти этот взгляд на вечность вперед, и чуть дольше.
— У тебя должен быть выбор.
— А если я его сделала?
— Нет! — рявкнул черт, но она обратила на него внимания не больше, чем Дон.
— Чтобы выбирать, нужно знать, что именно отвергаешь, — он заставил себя улыбнуться. — Ты — кровь императора. Ты всегда хотела увидеть своего отца. Теперь он хочет того же.
— Я знаю, что выбираю, этого мне достаточно.
— Разуй глаза! — не сдержался черт, и тут же снова был пригвожден к стене, и чтобы знал свое место — рот его припечатали магией. Дракон выругался и разделил невидимый кляп с другом, во избежание мелких пакостей, тоже прилип к стене.
Изумительная картина, столько эмоций! Суть Дона требовала вытравить их до единой, он потянулся и… отшатнулся, когда к нему потянулась Вилла.
— Дон…
— Посмотри на меня, — взял себя в руки.