К истокам

Следы на Снегу

– И ведь всё в точности по списку купил! Спасибо тебе огромное! Садись за стол, может, это и не совсем хорошая идея – гонять чаи в такое время, но почему бы и нет? Я в прошлый раз так и не узнал о тебе ничего, кроме имени. Может, заодно расскажешь о себе чуть побольше? Я не настаиваю, если что. Но ты ведь простишь старику его любопытство?

Алек устроился на шатком табурете и отхлебнул крепкий горячий чай, сдобренный какой-то ягодой, яркий аромат которой сразу вызвал в памяти жаркий летний полдень.

– Вкусно? Это княженика, лесная ягода, ее невозможно спутать ни с какой другой. Растет на кочках вдоль болот, на опушках, на делянах лесорубов, одной из первых появляется после лесных пожаров. Собирать её трудно, мелкая, да и не любит быть на виду.

Но стоит набрать хотя бы одну кружку, чтобы время от времени баловать себя её ароматом. Нет лучше средства, чтобы пережить нашу долгую зиму. Всё хочу нарисовать её, но никак не соберусь. Чудно ведь, правда? Думаешь, что уж ягода-то от тебя никуда не убежит, всегда будет под рукой, не стоит торопиться, откладываешь на завтра, а когда оно наступает, и ты, наконец, созреваешь, оказывается, что наступила зима. И нет больше твоей ягодки, под снегом схоронилась. Что-то я вновь разболтался, – Захар улыбнулся, – А ты уже носом клюешь, поди, устал.

Алек вздрогнул – в тепле его начало неудержимо клонить ко сну:

– Есть немного, – он провел рукой по лицу, стараясь взбодриться, но это не помогло, – Неделя выдалась тяжёлая. Да и после ночной смены почти не удалось поспать.

– Тогда допивай чай и ложись, я постелю тебе на диване.

– Не стоит, я могу и на улице, я привык, – Алек вяло пытался возражать, но потом сдался, усталость взяла свое. Ему хотелось только одного – вытянуться на ровной поверхности и дать отдых измученному телу.

Он с трудом добрел до дивана и пару минут спустя крепко спал. Старик потушил свет, оставив только настольную лампу над рабочим местом, укрыл гостя пледом, а сам долго возился с красками и инструментами, листал новые книги, с наслаждением вдыхая их неповторимый запах. Давно он не пополнял свою библиотеку, которую собирал с большим тщанием всю свою сознательную жизнь. Большая часть книг осталась в городской квартире, а в своё новое обиталище он перевёз только избранные тома, изрядно потрёпанные, но от этого ставшие ещё милее. Эти книги были его старыми друзьями, они прошли с ним все испытания, которых, видит бог, выпало на его долю немало.

За окном завывал ветер, погода стремительно портилась, а в доме было тепло, царили покой и тишина. Захар, сполна насладившись новыми приобретениями, вытащил наброски, над которыми работал уже несколько дней. Рисунки, пока очень схематичные, были не в присущих ему тёплых тонах; он никак не мог забыть то, что предстало его глазам неделю назад – густое золото заката, щедро отражённое гладью озера, лодка, фигура человека, застывшего в восхищении перед великолепием весеннего вечера, соломенное кольцо камышей, а за ними – строгие силуэты деревьев. Захар успел обдумать композицию, цветовую палитру, но не был до конца уверен в них, и отложил работу. Ему хотелось узнать получше главного героя будущей картины, но тот не впускал его в свой мир. Алек вроде бы поддерживал беседу, но позже, когда Захар прокручивал разговор у себя в голове, оказывалось, что тот умудрился ничего о себе не сказать.

Старик какое-то время пытался сосредоточиться на пейзаже, потом не выдержал, и рискуя разбудить гостя, устроился напротив него на табурете с блокнотом. Мягкого света от настольной лампы вполне хватало, чтобы было видно лицо спящего. Захар простым карандашом стремительно набросал портрет Алека – ему всегда было проще понять людей, которых он рисовал. Он не знал, как его новый знакомый отреагирует на это, поэтому решил не показывать то, что получилось. Вполне довольный своей работой, Захар закрыл блокнот и спрятал его под стопкой бумаг. Наброски тоже убрал с глаз подальше – в самый нижний ящик стола, и лишь потом отправился в свой угол, который громко величал опочивальней. Засыпая, он слышал гул ветра и стоны деревьев – непогода разыгралась не на шутку.

***

Алек давно так крепко не спал. Может, отсутствие городских шумов сыграло свою роль, или же он просто вымотался до такой степени, что проснулся только к полудню. Он привык подниматься рано, в четыре-пять утра, когда город большей частью был окутан

предрассветной мглой и дрёмой. Но здесь, в этом домике на краю света, его тело и разум расслабились. В первые минуты после пробуждения он не мог понять, где находится, но потом вспомнил, как ехал в темноте по узкой лесной дороге. Приподняв голову, он сразу почувствовал перемену, произошедшую во внешнем мире. Алек встал, подошел к окну и изумлённо застыл – крупные снежные хлопья лениво падали с небес, и судя по тому, как согнулись ветки под пушистыми шапками, это продолжалось не первый час. В доме было зябко, печь успела остыть. Алек вернулся к дивану, взял плед, завернулся в него и вновь подошёл к окну. Снегопад завораживал – можно было часами смотреть, как медленно опускается белый занавес, хотя порой казалось, что это ты плавно возносишься куда-то в невидимую высь. Сугробы лежали нетронутые, если не считать тонкую цепочку следов, уже присыпанную свежим слоем снега – Захар выбрался подышать воздухом. Алек посидел, устроившись на широком подоконнике, но потом голод заставил его направиться на кухню. Он быстро приготовил нехитрый завтрак, выпил кофе, взглянул на часы – уже наступало время обеда. Дом остывал, и Алек решил наведаться в сарай за дровами, заодно нашёл лопату и очистил двор от снежных заносов. Растопил печку, поставил чайник, который закипел как раз к возвращению Захара. Тот ввалился в дом румяный от мороза, с горящими глазами, весёлый и довольный.

– Знаешь, я давно ждал именно такого снегопада, – прихлёбывая горячий чай, радостно сообщил старик, – чтобы нарисовать кривую сосну, ту, что у озера. Ты ее наверняка видел, – Алек утвердительно кивнул, и Захар продолжил, – Заметил, как причудливо изогнулся ее ствол? А рядом соломенные метёлки камышей, единственное цветное пятно. И серое небо над ними, такого оттенка, который бывает только в октябре или же, как сейчас, весной. Редкое явление, которое стоило запечатлеть. Да, я тоже охотник, но в отличие от вас, гоняюсь не за зверем, а пытаюсь поймать неповторимые мгновения. Многие говорят, мол, что ты находишь в этой серости, пасмурном небе, чёрной земле, ведь это скучно. А мне порой кажется, что современные люди и так получают цвета с избытком. От потока кричащих красок, который льётся с экранов, в нынешние времена никуда не деться. Люди привыкли думать, что жизнь можно считать удавшейся, только если она перенасыщена яркими цветами. Но ведь на самом деле это не так! Мало кто разглядит пламя заката за тучами, загромоздившими горизонт – чтобы расслышать его шепот, надо уметь видеть. Затаиться, замереть, вжиться в тишину, стать её частью. Поэтому я рисую исключительно тихие картины, чтобы зрители почувствовали в них и волшебство летнего рассвета, и магию зимнего вечера, и солнечные лучи, и синее небо… Наверное, будь я фотографом, снимал бы только на черно-белую плёнку – по той же причине, – старик перевел дух и плеснул себе в кружку ещё кипятка, – Я тебя не сильно заговорил?

Алек покачал головой – ему редко приходилось общаться с людьми, которые были бы столь чутки к окружающему их миру:

– Поэтому вы оказались здесь?

– Можно сказать, что да. Всю жизнь проработал в народных промыслах, потом вышел на пенсию и понял, что больше не хочу оставаться в городе. Один из старых друзей помог устроиться на место лесника, из молодых-то никто в глушь особо не стремится, так я и переехал в этот домик. Живу здесь лет пять, всем доволен – главное, что электричество есть. Я привык обходиться малым, зарплаты с пенсией хватает.

– А вас кто-нибудь навещает? Дети? Внуки?

– Летом, конечно, приезжают, но долго не выдерживают. Их всё в город тянет. Внуков у меня пятеро, трое мальчишек, две девочки. Все школьники. Давно их не видел, зимой-то им неохота в такую даль ехать. На новый год я сам выбираюсь к ним, поджидаю маршрутку на трассе, водители знают меня, подбирают. А еду привозят егеря, обычно раз в неделю. Так что, живу, горя не знаю, рисую, дышу свежим воздухом. Чем не счастье? Вижу, ты меня понимаешь. Ты ведь тоже таёжный человек. Не понимаю только, как ты в городе оказался.