К колдунье не ходи
Шрифт:
Но Сопливого этот вопрос ничуть не смутил.
– А мне умные люди объяснили, было бы имущество, а кто им владеть станет, такой человек всегда найдется! Вполне я мог им стать. Поделиться, конечно, кое с кем пришлось бы, да я все равно не в убытке был бы после этой дележки.
– Выходит, ваши «умные люди» вас против закона действовать учили?
– А ты меня не стыди! – разозлился Сопливый на следователя. – Небось, окажись ты на моем месте, тоже бы задергался. Те деньги, что отец мне за молчанку отстегивал, они ведь крошками были. Да и себе отец только проценты со счетов брал, а саму
– Почему?
– Там, в банке, могли паспорт начать проверять, другие документы могли потребовать, – неохотно объяснил Вадим. – А отец всего этого жуть как боялся. Потому и квартиру не решился продать, и участки у Невы. Сколько я его соблазнял, скольких покупателей предлагал, которые бы и в документы особо заглядывать не стали, – все напрасно! Двадцать с лишним лет в страхе прожил, так от страха и помер! Все боялся, как бы кто-нибудь не прознал, что никакой он не профессор Рябчиков, а самый обычный лаборант Сопливый!
Вот оно что! Не было никакого господина Рябчикова, а был некий господин Сопливый. Подруги все это время гонялись не за тем человеком. Подмена была совершена уже давно, Сопливый привык отзываться на имя своего профессора, но страх разоблачения все равно оставался с ним до самого конца.
Подруги с интересом смотрели на сына Сопливого. Тот тряс затекшими руками и продолжал говорить. Похоже, на смену его упорному молчанию пришла отчаянная болтливость.
– Батя у меня с этим профессором Рябчиковым не один десяток лет вместе в лаборатории отработал. Ну, и где справедливость? Профессор за свою работу бабки лопатой греб, квартиру ему от государства выделили, участок на Неве, который ему вообще на фиг не нужен был. Ну, а мой батя как был нищим, так бы нищим в гроб и улегся.
– Отец твой работал лаборантом?
– Ну и чего? – вызверился Сопливый. – Всякая работа почетна! Может быть, без моего бати этот профессор вшивый ни одного своего изобретения и не сделал бы! Может быть, отец ему помогал во всем!
– Ты ближе к теме давай. Как твой отец додумался место профессора занять?
– А тут и думать особенно нечего было. Профессор под конец совсем странным сделался. Он иной раз и не понимал, где находится и кто вокруг него. А батя зашибать начал. Ну, его мама и выставила. Мол, иди в свою лабораторию, там и спи.
– И что?
– Ну, а лабораторию как раз в то время прикрыли. Вы же помните, в девяностых до науки вообще никому дела не было. Батя к профессору на квартиру и перебрался. Тот не возражал, ему вообще все по фигу было. Батя готовил для профессора, убирался в квартире. Себе водку покупал, профессору – еду. Оба довольны были.
Постепенно профессор вообще перестал покидать свою квартиру. Все, что ему было нужно, он и так имел. Стол, компьютер и ручку с бумагой, нехитрую еду и воду. Наверное, он бы так мог жить еще долго, но внезапная болезнь оборвала его век.
– Вот тогда батя и придумал эту штуку. Себя выдал за профессора, а профессора вместо себя похоронил. И чего? И нормально получилось. Они оба уже старики были. Да еще вместе проработали всю жизнь. Оба бородатые, в очках. На фото их и не отличить было. Профессор к себе никого не приглашал, ни с кем не
– Но вы-то отца признали?
– Ясное дело. Только я тоже не сразу врубился. Но потом, конечно, сообразил. Один раз пришел, батя бухой, а профессором и не пахнет. Второй раз пришел – опять профессора нет. Ну, тогда бате и пришлось мне во всем признаться. Дескать, он самого себя похоронил, за профессора жизнь доживать станет.
– И вы потребовали взять вас в долю!
Сопливый скривился:
– Скажете тоже – долю… Батя основные капиталы трогать боялся, хотя и знал, что профессор много бабок имеет. Только на проценты и жил. Их выдавали, к паспорту особо не приглядывались. Ну, а если бы батя счет профессорский закрыть захотел, там бы засуетились, конечно.
То же самое касалось квартиры и земельного участка. Их трусливый старик, занявший чужое место, тронуть тоже побоялся.
– Ну, а кому батя плохо сделал? Профессор один жил. О том, что у него сынок имеется, батя и не знал даже. Когда тот ему на голову свалился, батя чуть в штаны не наделал. Мне звонить принялся. А что я мог? Говорю, дружи с «сыном». Так мы хоть узнаем, если он чего затеять вздумает. Повезло, что профессор с женой своей еще давным-давно развелся. Сын с ним никогда и не общался. Моего батю с легкостью за своего родного папашу принял. Даже не задумался, тот ли его человек в дверях встретил.
Время шло, а лаборант Сопливый, предавшись любимому досугу, совсем спивался. Он все хуже соображал, что происходит, все реже появлялся в этой реальности.
– Батя либо пьян был в дымину, либо бухло искал. И тут эта Ульяна, откуда ни возьмись, появилась!
Сначала Вадим не понял всей опасности, которая исходила от тихой жилички. Отец ему невнятно объяснил, что Ульяна будет жить в свободной комнате, и это немаловажно, так как процентов с профессорского счета стало уже не хватать на то, чтобы поить всех желающих. А их день ото дня становилось все больше и больше.
– Я сначала даже обрадовался. Хорошо, думаю, жиличка бате деньги будет отстегивать, мне забот меньше. А то батя уже заикаться было начал, чтобы мне денег совсем не давать. Ну, этот финт у него бы со мной, ясен пень, не прошел, я от своего бы не отступил. Но все равно, приятного мало, когда тебя каждым рублем попрекают.
С появлением Ульяны ситуация разрешилась. Отец Вадима получил от нее выпивку, а часть денег по-прежнему отдавал сыну, чтобы тот молчал о том, что знал, и не поднимал суеты.
– Но потом я замечать начал, что соседи к Ульяне как-то странно относятся. Да и сама она потолстела. Батя сказал, беременная она. Ну, а на фига нам в квартире младенец? Я и говорю бате – гони жиличку.
Только Ульяна быстро заткнула рот обоим мужчинам.
– Она стала больше платить, батя и затих.
К тому же младенец в квартире если и появлялся, то крайне редко. Ульяна объясняла, что ребенок находится у ее сестры, там ему лучше. Старший Сопливый, допившийся к этому времени до чертиков, не интересовался уже вообще ничем. А младший Сопливый появлялся лишь раз в месяц, чтобы получить свою долю, и тоже был заинтересован лишь в том, чтобы все шло, как раньше.