К небу мой путь
Шрифт:
— М-м-м, Куини, а что такое платная партнерша?
— Ох, вы меня спрашиваете, а я и сама толком не знаю. Это, кажется, когда мужчина пришел на танцы без своей девушки и хочет потанцевать, то он платит другой девушке, чтобы она потанцевала с ним. Что-то вроде этого. Отец Пажиевски говорит, что, может быть, он ненароком сам толкнул их на эту дорожку, приводя на танцы, которые Билли Кон устраивает в «Розовых полянах».
— А разве это так уж безнравственно — быть платными партнершами, а, Куини?
— Нет. Я считаю, что нет. Но это не такое доброе дело, как, например, ходить в зоопарк. И теперь он
Браш искоса взглянул на Куини.
— Отец Пажиевски… Он что-нибудь спрашивал обо мне?
— Я же вам рассказывала. Разве я вам не рассказывала? Он молится за вас.
Браш побледнел; сердце у него замерло.
— Он молится за вас по пятницам, — добавила Куини. — А за меня — по вторникам, как раз вчера.
Справившись с волнением, Браш спросил тихим голосом:
— Куини, ты не ошиблась? Это в самом деле так?
— Конечно так. Я думала, что уже рассказывала вам.
Примерно через час они подъехали к клинике. Как и большинство лечебниц в Канзас-Сити, клиника, куда положили Херба, располагалась в обширном парке. Браш ожидал внизу на лестнице, пока Куини с букетом гвоздик ходила в палату к Хербу.
Куини скоро вернулась.
— Он говорит, что вы можете прийти. Я подожду здесь… и, мистер Браш, он сказал… что был слишком жесток, мистер Браш… Он сказал, чтобы вы не читали ему нравоучений. Он так переживает то, что произошло между вами. Мне кажется, не стоит мучить его.
— Да я вовсе не собираюсь его упрекать. Честное слово! Я и сам понимаю, что лучше этого не делать. Уж такие-то вещи я понимаю. Ему очень больно, Куини?
— Я не знаю, но вид у него ужасный. Так что приготовьтесь. Его вид мне очень не нравится.
Браш на цыпочках вошел в палату и, оглядевшись, увидел Херба. Херб разглядывал его с сардонической усмешкой на губах. Браш в смятении сел возле кровати.
— Привет, ненормальный, как дела? — сказал Херб.
— Хорошо.
— Я так и знал. Ты молодец. Ты всегда был молодцом. Это здорово.
Браш смотрел на него не отвечая.
— Ладно. Раз уж ты пришел сюда, я тебе кое-что скажу, — продолжал Херб. — Вообще-то я тебя не звал. Ты сам пришел — не так ли? Значит, я должен кое-что тебе сказать. Ты не возражаешь?
— Нет.
— Ну что ж, тогда прежде всего ты должен знать, что я одной ногой уже в гробу, но меня это не волнует. И теперь, когда мы прояснили это обстоятельство, я хочу попросить тебя оказать мне услугу. Все, что от тебя сейчас требуется, — это сказать «да» или «нет».
— Конечно, Херб, я согласен!
— Выслушай меня сначала, черт тебя побери! Словом, только да или нет. Мне нужно одно: можешь ты или не можешь. Да или нет — и конец. Ох, да не сиди ты, словно пьяный идиот, с открытым ртом! Закрой рот хотя бы, а то что-нибудь залетит. Это даже и не услуга, о чем я тебя прошу; это в каком-то смысле предложение. Во всяком случае, я не стану тебя за это благодарить. Можешь согласиться
Медсестра, заправлявшая соседнюю кровать, обернулась и сказала:
— Вам нельзя волноваться, пятьдесят седьмой! Иначе я попрошу удалиться вашего посетителя. Только несколько минут — и все.
— Иди к черту! — зарычал Херб. — О Боже, как я ненавижу больницы! Слушай, Иисус, что я тебе скажу. Черт! А как тебя звать вообще-то?
— Браш. Джордж Браш.
— Браш, слушай меня. Значит, так: у меня есть двести сорок долларов, они лежат в банке, и я завещаю их тебе, чтобы ты для меня кое-что сделал. Сейчас я расскажу тебе одну историю — не бойся, я буду краток. Не знаю, слышал ты об этом или нет, но у меня были жена и ребенок. Я жил у Куини, а жена у своих друзей. Мы с ней жили хорошо, не ссорились… Мы не были разведены… Так уж мы с ней жили, вот и все. Я просто не мог жить в том же доме, где и она. Я не мог ходить к ней обедать в одно и то же время и катать малыша в коляске по улицам и делать прочую чепуху. Просто я человек не такого склада, вот и все. И вот однажды она все перевернула. С тех пор я ее больше не видел, поэтому я лишь предполагаю, что она ушла к другому человеку. Она уехала с ним и бросила ребенка. Люди, у которых она жила, страшно рассердились, так что я забрал ребенка и пристроил его в другом месте, у моих знакомых. Я плачу им за это три доллара в неделю. Итак, я оставляю эти деньги тебе, чтобы ты продолжал — разумеется, если ты согласишься — платить им три доллара в неделю. Я не хочу отдавать им все деньги сразу, потому что кто его знает, что они сделают с ребенком. Ну, что скажешь?
Херб даже дышать перестал. Браш хотел было что-то сказать, но Херб вдруг воскликнул с выражением муки на небритом лице:
— Не надо! Не говори ничего. Ты всегда говоришь глупости в подобных случаях. Если ты опять начнешь читать мне мораль, я прибью тебя!
— Не буду, не буду, Херб! Я только хочу спросить: а можно, я возьму малыша себе? Я хочу сказать, насовсем…
— Черт побери! Я же не предлагаю тебе своего ребенка!
— Как его зовут, Херб? Сколько ему лет?
— Я не знаю… Кажется, Элизабет. Это девочка. Ей четыре или пять… Что-то около этого.
— Херб, можно, я удочерю ее, по закону?
— Ох, я жалею, что рассказал тебе всю эту историю. Выкинь ее из головы. Забудь об этом.
— Нет, ты ответь мне: да или нет? Я могу привести юриста; он объяснит тебе…
— К черту твоего юриста! Ладно, забирай ее себе, если тебе так хочется.
— Отлично, Херб, — обрадовался Браш. — Я больше ничего и не хотел.
— Глупый! Не говори потом, что я взвалил на тебя чужого ребенка. Я ведь предлагал тебе свой вариант. Мне лично уже все равно.
Херб зашарил под подушкой. Он вытащил чековую книжку и несколько бланков.
— Херб, деньги мне не нужны, — поспешно сказал Браш. — У меня их достаточно, так что я даже не знаю, что с ними делать.
— Заткнись! Пиши, что я тебе скажу.
Браш выписал два чека: один на двадцать долларов на имя Герберта Мартина, другой на оставшуюся сумму на свое имя. С огромным трудом Херб поставил свою подпись дрожащей рукой.
— Там, на обратной стороне, — добавил он, — ты увидишь адрес ребенка. Миссис Бартон, где-то на Дрессер-стрит. Нашел?