К неведомым берегам
Шрифт:
— Ну что же, в добрый час, — сказал Резанов.
— Все дело в начальнике… Есть у меня один на примете, но что-то сумнительным кажется. Хотите, вместе посмотрим…
До поздней ночи сидел Шелихов за конторскими книгами и счетами. Но главное было не здесь — книги говорили только о количестве… А что именно погружено? А качество? Проявленная Василием суетливость вызывала подозрение: ведь товаров, купленных на ярмарке Василием, он не видал.
На рассвете Шелихов вскочил и разбудил Василия.
— Приготовься ехать со мной. Побуди Полевого, может, и он соберется.
Василий смутился.
— Ночью? Кораблей не найдем — туманит.
— Светает
Собрался и разбуженный Полевой.
Корабли Шелихову понравились: надежные, из крепкого мелкослойного леса. Такелаж тоже не вызывал сомнений в добротности.
Спозаранку познабливало — Полевой зябко кутался в плащ.
— Тесновато, — заметил Шелихов, оглядывая предназначенные для миссии каюты. — Да что ж, в тесноте, да не в обиде. Привыкнут…
«Неужто товар из трюма начнет вытаскивать?» — с тревогой думал Василий.
Так и случилось. И первый же тюк сукна оказался лежалым.
— Убью, негодяй! — шипел Шелихов, тыча пальцем в книгу. — Записан тюк из последней моей санкт-петербургской закупки. А положено? Скотина!
— А это что? — заметил Шелихов на полке у самой обшивки мятые медные котлы, такие же чайники и даже две расколотые чугунные шестерни для предполагаемой пильной мельницы. — Мы еще с тобой поговорим после отправки гостей! А сегодня ты заберешь все это к себе и завтра же утром обменяешь на годное. У кого и почем покупал?
Василий молчал, опустив голову. Звонкая пощечина заставила его зажать щеку рукой.
Поздним вечером, когда Григорий Иванович озабоченно трудился над письмом Баранову на острова, Василий тихонько подошел к нему и заискивающе сказал:
— Я переменил негодный товар на хороший, Григорий Иванович, — и протянул список. — Прости…
— Если б не дети, давно бы послал тебя к дьяволу… Убирайся!
— Спасибо, — некстати, но с покорностью в тоне промолвил Василий и на цыпочках вышел.
«Поздравляю вас с гостьми, — писал Григорий Иванович Баранову, подчеркивая возможную пользу от миссионеров. — Уверен, что вы не менее моего почувствуете удовольствие, когда увидите в них подпору своего будущего благополучия…»
День и ночь переправляли людей. Приходилось это делать с большими перерывами из-за отливов. Шелихов в это время тщательно, строка за строкой, следил по книгам, все ли предположенное погружено, и время от времени бросал Василии короткие замечания:
— Воды на «Святителях» мало… Заморим скот, птицу, что будем делать? Опять посылать? Бочек тридцать прибавь… Железа тоже не хватит, гвоздей, припасу разного для кораблестроения…
Последними перевозили миссию, и только слышалось: «Господи, сохрани и помилуй мя грешного…» Косясь по сторонам, монахи со страхом поглядывали на угрожающую стену воды — вдруг рухнет и потопит? А когда причаливали к кораблю, с облегчением торопливо бормотали: «Слава тебе, господи!» — и резво взбегали по лесенке на борт.
Нагруженные до отказа, оба корабля, особенно «Три святителя», несли на себе не только миссию и больше двухсот человек переселенцев, мастеровых, рабочих, но и более чем годовое снабжение островов, скот для расплода, семена и инструменты для разведения огородов. Одних товаров насчитывалось двадцать пять тысяч пудов, и об особых удобствах для миссии нельзя было мечтать. Монахи их и не требовали, считая, что потерпеть в море придется месяца полтора, не больше. Сторонясь грубой, недисциплинированной толпы, скученной на небольшой палубе корабля, они предпочитали отсиживаться в тесных каютах. Не смущался один лишь
9. Рука об руку
В Охотске Шелихов пробыл недолго. Через два дня после отправки кораблей у начальника порта состоялся прощальный обед в честь столичного гостя.
— Вот что, ваше высокоблагородие, — обратился к начальнику порта Шелихов, когда все уже достаточно нагрузились и речи лились свободно, — хочу я от тебя из Охотска бежать. Не сердись, да видишь ли что — выход из своего порта вроде выигрыш какой: не успел поймать прилив, поминай как звали. Либо в море унесет и выбросит на камни, либо кинет на отмель — не сойдешь. Каждый год по кораблю теряю, а то и по два. Уйду подальше, хошь на Улью. Там и леса хорошие и спокойнее.
— А правительство? — возразил хозяин. — Я-то перечить не буду, но за Санкт-Петербург не ручаюсь. Порт обошелся дорого, и кто же осмелится заявить, что деньги выброшены на ветер?
— Похлопочем… не правда ли, Николай Петрович? — Шелихов вопросительно посмотрел на Резанова.
— Да, выход в море здесь — это какой-то цирковой фокус-покус, подтвердил Резанов.
— Веришь ли, — продолжал Шелихов, — каждый раз, как отправляю суда, дрожмя дрожу, удастся ли выбраться из этой проклятой мышеловки. Даром гибнут и труды и капиталы. А люди? Не воскресишь… Слава богу, — перекрестился он, — на этот раз удалось…
Обратно Шелихов и Резанов ехали налегке. За ними тянулись и все возвращавшиеся с лошадьми домой якуты. На этот раз они везли только небольшой запас продовольствия и закупленные Шелиховым на охотской ярмарке в небольшом количестве товары да подарки жене и детям.
Григорий Иванович уже пришел к окончательному выводу, что в лице Резанова он может приобрести надежного и знающего помощника в Петербурге и, по всему вероятию, вполне подходящего мужа для своей Анны.
— Ну, так что же скажешь на все это, дорогой Николай Петрович? заговорил он, когда выехали из Охотска. — Что думаешь о монахах? Справятся ли?..
— Смотря с чем, — ответил Резанов, решив быть откровенным. — К проповеди христианства они непривычны и как-то мало полагают о своей миссии — никак к ней не подготовились. Изучать язык, да и то слишком поздно, начал один Ювеналий. Но чего стоит один вид его: скорее напугает, чем привлечет какого-нибудь конягу. Плана будущих работ миссии вовсе нет.
— Я, признаться, тоже не больно на них рассчитываю, — раздумчиво проговорил Шелихов. — Но если поставят как следует хоть одни школы, будет большая польза. Торжественность богослужения привлечет дикарей. О школах много думаю и заставлю ими заниматься. А вообще замыслил я так: дадены нам милостию божией многие земли, никем не занятые и даже незнаемые, изобилующие богатствами. Что из сего следует? Первое дело — удержать уже известные. Народцы тут хорошие — их лаской взять легче, нежели насилием. Они сыздавна терпят от белых, да и сами из ссор не выходят, войнами уничтожают друг друга. Мне старшины их частенько говорили на Кадьяке, когда мы подружились: «Спасибо, вы пришли, а то мы выбили бы друг друга до последнего человека». Ну, так вот я и положил: первое — их приручить и землю закрепить за матушкой Россией; второе — не останавливаться с приобретением земель новых. Тут я наметил два пути: один к северу — через пролив до самого полюса…