К новому берегу
Шрифт:
В течение недели Артур со своим отрядом провел несколько удачных операций. Боевое крещение они приняли в открытом бою с десантной группой, которую удалось окружить в Айзупском лесу. После нескольких часов боя всю группу полностью уничтожили. Оружие, отнятое у гитлеровцев, Артур распределил между своими бойцами, а часть отдал айзупским активистам, чтобы они могли бороться с врагами, если те высунут голову.
Двумя днями позже Артур обнаружил бандитскую базу в Аурском бору и дотла разгромил ее; захваченных бандитов постиг быстрый и грозный суд.
В
Узнав об этом, Артур с особым интересом посмотрел на уничтоженного врага: так вот он, Друкис, которого Ян Лидум искал с первых дней установления Советской власти в Латвии… Вот он, верный слуга и наемник темных, враждебных народу сил. Сжав тонкие губы, он лежал теперь перед Артуром, унеся с собой в могилу трагическую тайну, разгадку которой Ян Лидум надеялся найти именно у него.
— Жаль, что так скоро пристрелили этого пса… — сказал Артур. — Он бы мне пригодился живым.
— Для чего? — спросил парень, опознавший Друкиса. — Это была такая гадина. Теперь он получил по заслугам.
— Он знал кое-что важное для меня, — объяснил Артур. — Сейчас ничем уже не поможешь.
Взяв вещи Друкиса и захватив передатчик, отряд Артура вернулся к спрятанным в лесу машинам и двинулся в путь. Они не проехали и десяти километров, как их нагнал мотоциклист. Это был один из истребителей группы Артура, направленный утром в город с донесением.
— Товарищ Лидум, вам без промедления надо явиться в уком партии, — сообщил связной. — Приехал товарищ из Риги. Он хочет говорить лично с вами. Вот письмо.
Артур вскрыл конверт. На листе бумаги было написано всего несколько слов: «Немедленно со всеми людьми вернитесь в город получить новое важное задание. Поспешите!»
— Ну ладно, спешить так спешить… — сказал Артур. Он приказал повернуть машины, и они на предельной скорости поехали в город.
Было начало июля.
3
Когда немецкие военные самолеты появились над Змеиным болотом и стали сбрасывать бомбы на большак, жители Пурвайской волости поняли, что на этот раз дыхание войны заденет их, хотя волость и находилась в стороне от главных дорог, по которым двигались войска в первую мировую войну.
Анна Пацеплис тайком от отца и мачехи уложила
В Сурумах начался сенокос. По утрам, подоив коров, Анна уходила на луга и вместе с Жаном косила грубую болотную осоку; иногда, вернувшись с молочного завода, к ним присоединялся отец. На юге грохотала канонада, в воздухе гудели моторы самолетов, скрипели повозки на пыльных дорогах, а на лугу в Сурумах звенели косы и Антон Пацеплис по временам покрикивал на детей, когда те на минуту останавливались, не закончив ряд, чтобы прислушаться к голосам войны:
— Нечего смотреть! Пусть их воюют сколько хотят. Нам надо думать о том, как жить!
Нельзя было сказать, чтобы он на своем веку много думал о том, как будут жить его дети, и эта внезапная серьезность звучала в устах Пацеплиса почти смешно.
Фронт с каждым днем приближался, а вместе с этим менялось и отношение отца и мачехи к Анне. Выжидательное, угрюмое молчание сменили грубые издевательства.
Анна заметила, что мачеха все время старается не спускать с нее глаз. Случалось, что кто-нибудь из комсомольцев приходил в Сурумы к Анне, тогда Лавиза вертелась около них и мешала им говорить наедине.
«За что они меня так ненавидят? — думала Анна. — Что я им сделала, за что они так хотят мстить мне? За то, что не послушала их и вступила в комсомол? И что плохого сделала Советская власть моему отцу? Пусть бы кричали Тауринь, Стабулниек, Кикрейзис — у тех отняли излишки земли; но почему неистовствует Пацеплис?»
Она не находила этому объяснений.
Только раз, поздно вечером, появился в Сурумах Бруно; он что-то шепнул отцу, мачехе, а уходя, бросил на Анну взгляд, полный ненависти.
— Скоро ты запоешь такой мотивчик, что крышка с избы приподнимется… — сказал он. — Тогда я послушаю.
Однажды канонада раздалась так близко, что казалось, бой происходит тут же, за большим болотом. Вечером все Змеиное болото озарилось багряным отсветом. Как только стемнело кто-то постучал в дверь избы Сурумов. Во дворе залаяла собака. Анна торопливо оделась, обулась, повязала на голову пестрый платочек и накинула на плечи легкое летнее пальто. В приоткрывшейся двери родительской комнаты показались две головы — отца и мачехи.
— Никуда не ходи! — крикнул Антон Пацеплис. — Оставайся дома, тебе говорят!
— Я сама знаю, что мне делать! — бросила в ответ Анна и поспешила к двери.
За дверью стоял один из местных комсомольцев.
— Немцы переправились через Даугаву, — прошептал он. — Надо сейчас уходить, чтобы не попасть в лапы фашистам. Ты готова?
— Да, готова… — ответила Анна и вышла во двор. Вслед за ней выскочили Пацеплис с Лавизой и загородили дорогу к воротам.
— Не давай этой красной уйти! — шипела мачеха. — Тебе придется отвечать за нее! Пусть останется и получит по заслугам!