К новому берегу
Шрифт:
— С ребенком… наверно, надолго… — и выразительно покачала головой.
— Ребята уже спят? — поинтересовался Ян, не отозвавшись на беспокойный шепот Ольги.
— Да, уложили обоих в углу за печкой, — ответила Ольга. — Тебе придется ужинать одному. Мы уже поели вместе с детьми.
Ян поужинал. Ольга убрала со стола, потом, сказав, что хочет спать, ушла в комнату, оставив дверь в кухню полуоткрытой. Прежде чем начать беседу с сестрой, Ян на минутку вошел в комнату, взял с полки какую-то книгу и, возвращаясь, плотно затворил дверь.
— Ну, Ильзит, как ты поживаешь? — спросил он, усевшись на скамеечку у плиты.
И Ильза спокойно, не торопясь, начала свою повесть.
— Не везет мне в жизни. Всегда получается так, что я кому-нибудь в тягость.
Ян грустно улыбнулся и медленно покачал головой. Прядь густых темных волос упала на глаза. Он рукой отвел их назад и ответил:
— Мне ты никогда не была и не будешь в тягость. Что есть у самих, тем и поделимся, и у меня ты всегда найдешь приют.
— Все же, братец, разве я не понимаю… Хотя у тебя плечи и широки, но и на них нельзя наваливать непосильную тяжесть.
— Еще немножко можно, — улыбнулся Ян. — Иначе куда же я дену свою медвежью силу?
Чем больше глядела Ильза на своего статного, красивого брата, тем острее становилась боль в сердце. Каким он был одаренным, способным парнишкой, на удивление всей школе, но больше трех лет ему не удалось проучиться. Старый учитель приходской школы даже заплакал, когда Ян ушел к хозяину работать за полубатрака.
— Бросить на ветер такие дарования… — сокрушался учитель. — Нет справедливости на свете.
А Ян, впрягшись в борьбу за существование, продолжал учиться. Сколько было книг в окрестных библиотеках, он все прочел. Позже он уже не брался за всякую книгу, читал с выбором, только то, что, по его мнению, могло обогатить новыми познаниями. Когда началась первая мировая война, его мобилизовали и услали на австрийский фронт. Дома осталась молодая жена. Через некоторое время он вернулся в родные края и был зачислен в один из латышских стрелковых батальонов. Остров смерти, Тирельское болото, Пулеметная горка [8] … легендарный бой в рождественскую ночь и ранение в ногу… По выходе из госпиталя Ян получил трехмесячный отпуск, но работать еще не мог. Ольга, у которой в то время уже кричал в люльке сынок Айвар, самоотверженно ухаживала за мужем. Когда немцы заняли Ригу и половину Видземе, нога Яна еще не зажила, и он никуда не мог уйти.
8
«Остров смерти, Тирельское болото, Пулеметная горка…» — места кровопролитных боев латышских стрелковых полков с германской армией в годы первой мировой войны.
1918 год… В Латвии установилась Советская власть. Первый раз после великой бури 1905 года трудовой народ Латвии всколыхнулся до самых недр своих и стал строить новую, свободную жизнь. Положив конец власти помещиков, он по-хозяйски оглядел свою страну и взялся за работу. Это был могучий порыв навстречу свободе и вековым мечтам, которые наконец-то можно превратить в действительность. Дали бы ему время — несколько лет, — и показал бы он, на какие богатырские подвиги способен свободный народ, но в 1919 году белый террор потопил в крови молодую, еще не окрепшую Советскую Латвию. Ян мог бы эвакуироваться с красными латышскими стрелками, старыми боевыми товарищами, но партия приказала ему остаться на месте и в подполье продолжать борьбу с угнетателями рабочего люда. Ян уже тогда был членом великой партии и, ни на мгновение не усомнившись, не испугавшись опасностей, взялся за ответственные обязанности коммуниста.
«Сильный, добрый
— Значит, договорились… — внезапно промолвил Ян и, взяв Ильзу за локоть, легонько потряс ее руку. — Ты здесь дома и пробудешь столько, сколько потребуется. Неужели все вместе ничего путного не придумаем? А теперь иди спать, Ильзит, после такой утомительной дороги тебе надо хорошо отдохнуть.
— А ты… ты еще не идешь спать? — спросила Ильза. — Тебе больше нужен отдых, чем мне.
— Мне еще надо сделать одну маленькую работенку, — ответил Ян и лукаво сощурил глаза. — Надо прочесть несколько глав из этой книги. Тогда будет о чем сказать другим людям.
Он показал Ильзе обложку книги — это был какой-то роман из великосветской жизни XVIII века.
— Ты и впрямь думаешь читать это? — удивилась Ильза, хорошо знавшая вкус брата. — Ведь это дрянь…
— Смотри-ка сюда, — сказал Ян, раскрыв книгу где-то в середине, — о каких аристократах здесь идет речь!
Ильза прочла один абзац и поняла, что это совсем не роман, а научный труд о государстве и революции. Страницы запретной книги, за одно хранение которой грозили долгие годы каторги, были вплетены в бульварный роман; один печатный лист о графах и маркизах, другой — научной работы, которая давала людям возможность познавать самые сложные исторические процессы и предвидеть события будущего.
— Знаешь ли, кто это написал? — шепнул Ян.
Ильза отрицательно покачала головой. Тогда Ян приблизил губы к самому ее уху и прошептал:
— Ленин…
Восхищение и гордость слышались в его словах.
— Только никому ни слова об этом… — предупредил Ян и шутливо погрозил пальцем.
— И Ольге нельзя? — спросила Ильза.
— И ей ни слова… — ответил Ян.
— Запомню, — сказала Ильза. Она еще немного постояла рядом с братом, погладила его по плечу и ушла в комнату. В углу, на старом сундуке с приставленным к нему стулом, была приготовлена для Ильзы постель. В другом углу, у печки, прижавшись друг к другу, сдали Айвар и Артур, а старый кот, свернувшись калачиком, сладко мурлыкал у них в ногах.
6
Узнав, что в батрацком домике поселились новые жильцы, Лавер вначале немного поворчал, но в конце концов разрешил Ильзе и Артуру остаться при условии, что сестра Яна будет помогать в работах по усадьбе. На скотном дворе и в кухне женских рук хватало, поэтому хозяин предложил Ильзе ездить на второй лошади с Яном в лес за бревнами.
Каждое утро, лишь только занималась заря, они запрягали лошадей и уезжали в лес, а домой возвращались поздно вечером, когда Артур с Айваром уже спали. Убедившись, что сейчас ничего не изменишь, Ольга смирилась и вооружилась терпением — нечего было думать, что Ильза до весны найдет себе постоянное место.
Проходили дни.
Айвар и Артур играли вместе. Днем Ольга выпускала их часа на два погулять; они сразу же направлялись к замерзшему пруду, с радостными криками бегали по льду, катались на доске с косогора, лепили снежную бабу.
По субботним вечерам, когда семья Лавера и работники из хозяйского дома уже успевали побывать в бане, обитатели батрацкой избенки тоже шли попариться. По воскресеньям возчики леса разрешали себе поспать несколько дольше обычного.
В середине прошлой недели Ян сказал, что ему нужно отдать в починку старые рабочие сапоги, иначе в весеннюю распутицу он не сможет выйти из дому. В воскресенье утром, позавтракав и побрившись, он завернул сапоги в старую мешковину и ушел к сапожнику, жившему в центре бывшего имения, километрах в четырех от усадьбы Лавера.